Но по голосу его чувствовалось, что он мало верит своим словам. И все же, размышлял Бернар, потягивая носом теплый весенний воздух, главным было то, что он сдвинул с места этот камень. Он вдохнул в сердце христианских рыцарей желание покорить, а если можно, то и раздавить враждебный мусульманский мир.

На прощание, по просьбе понтифика, с одной из телег он произнес перед христовым воинством напутственную речь. Как всегда, она была зажигательной и проникновенной.

В конце он сказал:

— Язычникам можно было бы сохранять жизнь, если бы нашелся способ удержать их от немыслимой вражды и угнетения христиан. Нынче же, в дни великих потрясений, когда истинные верующие гонимы и побиваемы, нехристей стоит истреблять без сожаления. Не бойтесь обагрить свой меч в их крови — Господь простит и вознаградит вас!

— Сохранив эти слова в сердце, армия Людовика Седьмого, этот великий караван, двинулась под ярким весенним небом по юго-восточной парижской дороге. Сейчас со всех провинций королевства текли такие же гусеницы, полные добра. Это следовали к Рейну феодалы со своими женами, поделив поровну сундуки, — в одних томились аккуратно сложенные оруженосцами рыцарские доспехи, мечи и кинжалы, щиты, в других — не менее опасное и прочное оружие: узорчатые шелка из Византии и Венеции, парча и муар, газ и атлас из Флоренции и Милана, серебряная посуда. А еще много золотых украшений и дорогих благоуханных бальзамов, чтобы обольщать и соблазнять воинственных и жаждавших славы мужчин.

— На восточной границе королевства все эти потоки разнаряженных людей пересеклись и вошли в одно течение. Запад вновь шел покорять Восток. Молодая, полувар-варская Европа, заточив мечи и настроив музыкальные инструменты, искала великое приключение. Всю страсть она вложила в этот порыв — найти для себя Землю обетованную, всю ненасытность души и ума отдала она походу, всю жестокость и всю нежность. Небольшой опыт и много простоты вели ее к великой авантюре. Сердце стремилось к неиспытанным ранее чувствам, разум — к новым знаниям. Тысячи красивых женщин и рыцарей под неумолкаемый звон тамбуринов двигались вперед — они хотели жить полно и не могли надышаться этой жизнью. Остаться дома значило бы упустить что-то главное. На карте мира было столько белых пятен! Да что там пятен! Весь этот мир был одним сплошным белым пятном, доселе неизведанным, державшимся то ли на слонах или на черепахах, то ли в ладонях Господа. Только зеленая весенняя Европа и была на этой карте, и вот она растекалась, одетая в сталь и парчу, чтобы как можно скорее заполнить собой весь этот мир.

Страшные дороги на землях Венгрии, Болгарии и Византии открывались французским крестоносцам — сотни и сотни разлагающихся трупов солдат. Перерезанные глотки, раскроенные черепа. Сердце стыло у благородных дам, наблюдавших из шатров-кибиток кладбища по обочинам. Волки и вороны, как могли, уже поработали тут. Даже благовониями трудно было перебить смрад. Рыцари, многое повидавшие, и те кривились от этих картин.

Перед франками были трупы германцев…

Разноплеменным крестоносцам, идущим полвека назад в Святую землю под предводительством Готфрида Бульонского, хватило ума двигаться по разным дорогам — этим они избежали столкновений друг с другом и тотального опустошения чужих земель.

Увы, предводители Второго крестового похода — Людовик Седьмой Французский и Конрад Третий Немецкий — об этом не подумали.

Конрад, всполошенный Бернаром Клервоским, выступил со своим войском на месяц раньше Людовика. Известные своей грубостью, жестокостью и пьянством, головорезы из Швабии, Баварии, Саксонии, Франконии и других германских земель в открытую обирали венгров и болгар, то и дело вступали в стычки с войсками тех областей, где проходили, и, в конце концов, вызвали всеобщую ненависть. Венгры, болгары и византийцы стали охотиться за германскими крестоносцами-душегубами и безжалостно вырезали отбивающиеся от армии Конрада отряды.

Дорого вставало Людовику бесчинство немцев — теперь и на французов смотрели, как на диких зверей! Местные жители требовали за фураж десятикратные цены, и король Франции то и дело посылал к Сугерию за деньгами. Великий сенешаль тамплиеров Эврар де Бар предложил Людовику занять денег у ордена, и король с благодарностью согласился.

Совсем не прогулкой начиналось великое движение Европы на Восток. Но поговаривали, что император Мануил Комнин в долгу перед немцами не остался. Выпустил фальшивую золотую монету, которой византийцы расплачивались с немецкими крестоносцами, но не брали ее обратно. А также в муку, из которой изготавливался хлеб для германцев, примешивали известь, отчего многие из воинов Христа навсегда оставались на земле Византии — под придорожными крестами.

Авангард сборной армии франков вышел из придунайских лесов 4 октября 1147 года. Пять долгих месяцев добиралось сюда стотысячное войско короля Франции! Слава богу, забияки-немцы уже переправились через Босфор и сейчас были на пути к Палестине.

Устало потянулись французы к легендарному краю Европы. Но, что скрывать, вид Константинополя принес облегчение крестоносцам Людовика Седьмого.

Королева соскучилась по морскому ветру, его было так много в Бордо и на побережье Атлантики, куда они часто выезжали верхом с ее отцом. И вот теперь соленый ветер, заставляя дышать глубоко и счастливо, пел свою знакомую песню. В конце последнего перехода она сменила костюм амазонки на королевский. Сидя бочком в глубоком женском седле, в голубом парчовом платье и меховой накидке, с золотыми нитями и яркими лентами в волосах, Алиенора с восторгом смотрела вперед — там на фоне синего пролива Босфор и гористого азиатского берега вырастал перед ней сказочный город, ослепительный мираж, грандиозное видение. Над далекой крепостной стеной золотом сверкали купола храмов и высились крыши дворцов. Широкая стрела залива Золотой Рог, сверкавшая на солнце, была заполнена сотнями кораблей. Алиенора думала, что нет ничего прекраснее ее бордоского дворца Омбриер, но теперь понимала, что ошибалась. И мир куда более многогранен, чем она предполагала!

К французам выслали императорских послов — встречную процессию, пышную и пеструю. И вот уже византийцы, холенные и велеречивые, так непохожие на франков, указывали путь королевской чете к одним из семи ворот столицы мира.

Конная процессия переехала по мосту через речку Ликус и взяла курс на Харисиевы ворота. Людовик сделал каменное лицо и никак не хотел оживать. Он дал себе слово ни под каким предлогом не выказывать удивления: он — король франков и не станет благоговеть перед императором! Алиенора даже прыснула, когда украдкой взглянула на его лицо, чем тотчас привлекла к себе внимание все подмечающих греков.