Шрифт:
И вот уже тащили слуги из углов дворца тяжеленные кованые сундуки, и камеристки паковали громоздкий гардероб, которого бы хватило на целую армию амазонок, а главный конюший и его помощники подсчитывали, сколько подвод понадобится для драгоценных тряпок королевы.
Алиенора была великолепной наездницей, может быть, лучшей в своем огромном королевстве, и жизни себе не представляла без седла.
— Я не Петр Пустынник [7] и не хочу предстать перед императором Византии на осле, — говорила она все тому же королевскому конюшему. — И не святой отец Сугерий, чтобы странствовать в деревянной клетушке на скрипучих колесах, глядя, точно арестант, в окошко. У меня будет своя конюшня, я хочу рысаков гнедых и белых, по десятку. И хочу, чтобы попоны у лошадей были богатыми, как и положено государыни, сменных седел побольше, и чтобы сбруя была золоченой!
7
Петр Амьенский по прозвищу Пустынник (1050–1115) — вдохновенный оратор и экзальтированный фанатик, проповедник печально закончившегося «Похода бедноты», предшествовавшего Первому крестовому походу; как нищенствующий монах, одевался в рубище и странствовал на осле. Именно так он и въехал в ворота Константинополя в 1096 году, чтобы предстать перед басилевсом Алексеем Комниным.
— Да, ваше величество, — говорил первый конюший Франции.
Весна вступала в свои права — светлела вода в Сене, все больше лазури разливалось по небу над мрачноватыми башнями и крышами Парижа. И солнце золотом расцвечивало реку, взявшую в кольцо остров Сите и дворец короля.
— Ах, походная жизнь, — со вздохом делилась Алиенора с Петрониллой, — каждый божий день в дороге, мне придется завтракать, обедать и ужинать, как и во дворце. Но я привыкла, чтобы посуды было много. Я не монашенка из Фонтевро и не могу есть из одной лишь тарелки! А если мне захочется устроить пир? Даже самый небольшой. Только подумай! Сколько же посуды мне теперь нужно вести с собой!
И вот уже сенешаль королевского двора отдавал распоряжение за распоряжением:
— Кубков золотых и серебряных для ее величества королевы Франции — по тридцать штук, серебряных блюд — полсотни, соусниц серебряных — полтора десятка, тарелок из того же серебра — полторы сотни…
В год свадьбы Людовика и Алиеноры в Париже было образовано командорство тамплиеров [8] . Их услугами пользовался еще Людовик Шестой Толстый. Памятуя о расположении к ним отца, Людовик отдал тамплиерам целый квартал в столице. Эврара де Бара, великого сенешаля ордена, король назначил своим военным советником. Как-никак, а в будущем походе тамплиеры должны были стать одной из опор христианского войска. Приезжая во дворец на остров Сите, Эврар де Бар уже давно с подозрением косился на прирастающий обоз, пухнущий как на дрожжах. Бородатый храмовник, рыцарь-монах, он и так относился скептически к женщинам, а в лице королевы безрассудный род их становился великой опасностью для мужчин, идущих исполнять священный обет.
8
Тамплиеры, духовно-рыцарский орден, занимался охраной паломников на территории Святой земли. Официальное название: орден Бедных рыцарей Христа. Король Иерусалима отдал им часть дворца храма Соломона. Французское слово le temple — означает «храм». Отсюда в просторечии и название «тамплиеры», в русской транскрипции — «храмовники». Давали обет безбрачия. По уставу Бернара Клервоского не стригли бороды и жили в вызывающей бедности. Что им не помешало благодаря огромным пожертвованиям королей и баронов Европы сделать свой орден мощнейшей и богатейшей общеевропейской организацией.
— Ваше величество, чем меньше обоз, тем скорее мы доберемся до Святой земли! — однажды заметил сенешаль ордена королю, когда они остались наедине в дворцовой оружейной, где Людовик любовно осматривал мечи для своей экипировки.
— Разумеется, де Бар, — откликнулся ничего не замечающий государь, укладывая на ладонь очередной клинок и прицельно меря взглядом его прямую линию, — вы же знаете, как я ценю ваши советы!
Эврару де Бару оставалось только молчать и хмуриться. Напрямую выступить против чрезмерных «хлопот» королевы не решился бы даже он.
Все знали: король влюблен, и его чувство слепо!
Тамплиер косился на гигантский багаж королевы, а та, в свою очередь, сталкиваясь с мрачным храмовником, готова была прожечь язвительными взглядами дырки в его белом плаще с алым крестом. Люди, добровольно отказавшиеся от плотских увеселений, были ей непонятны и даже враждебны!
— И вот что, — говорила она спальничему двора, — не забудьте о пуховых перинах, одеялах, шелковых простынях и покрывалах. Помните, мало ни того, ни другого не бывает. И пусть будут поярче! Я не Бедный рыцарь Христа, слава богу, и не собираюсь спать на соломенном тюфяке, накрываясь серой дерюгой!
— Будет исполнено, ваше величество! — отвечал первый Спальничий королевства и уходил отдавать распоряжения многочисленной прислуге.
Приготовления шли полным ходом, когда Людовик, посвящавший дни фехтованию, обратил наконец-таки внимание на аппетиты супруги. Он и без того диву давался ее энтузиазму, но тут осмелился возразить.
— Вспомни, о чем говорил отец Бернар, — пробормотал он, разглядывая, как прибывают и прибывают со всех закутков дворца Сите новые сундуки и тотчас наполняются добром. — Ведь это ненужная и порочная роскошь…
— Скажите мне, ваше величество, кого вы видите перед собой? — подбоченившись, спросила у него супруга.
Оруженосцы, пажи и прислуга затаились при этих ее словах. Король оглядел своих подданных, так активно занятых его женой по хозяйству, и пробормотал:
— Королеву Франции, я так думаю.
— Ну, слава богу, — облегченно вздохнула она. — Ато я уже было подумала, что на мне ряса, на голове моей выстрижен круг, а в руках четки!
Людовик вспыхнул:
— Отец Бернар — святой человек!
— Кто же в этом сомневается, ваше величество? — недоуменно парировала Алиенора. — Говорят, он спит на соломе, а питается одним хлебом и бобами. А как он одевается, вы и сами знаете не хуже меня. Только захотите ли вы спать со мной, если и я буду вести такой же образ жизни?
Челядь, из приближенных к королю, тайком скалилась.
— Может быть, вы и дворец захватите с собой? — меняя тон, уже с насмешкой решил обороняться Людовик. — Заберите крышу в таком случае, снимите полы.