Вопрос: Математические модели потому и ценны, что предлагают разные сценарии развития – от экономической катастрофы до экономического чуда. На словах описать математику трудно, но все же какие рецепты вы предлагаете, чтобы увидеть небо в алмазах?

Ответ: Будущее – сложный функционал со многими переменными. Но необходимо соблюдение нескольких стратегических условий: должен быть наложен запрет на вывоз из страны крупного капитала, люди должны обеспечиваться работой и не впадать в нищету, банковская политика должна быть направлена на поддержку малого бизнеса, оборонный комплекс должен получать крупные заказы для поддержки высоких технологий, необходимо создание условий, чтобы в стране стало выгодно заниматься не только финансовыми спекуляциями и строительным бизнесом.

Что касается инноваций, о которых говорят как о спасательном круге, то были рассчитаны различные сценарии для Московской области, где расположены десятки наукоградов. По инвестициям в инновации Московская область находится среди мировых лидеров, на уровне Швеции. Но, раздавая деньги, мы черпаем воду решетом – отдача от инвестиций мизерная, поскольку промышленность, и это проблема повсеместная, невосприимчива к инновациям. Существует высокая вероятность гибели наукоградов и превращения Московской области в регион складов, свалок и спальных районов. Если удастся решить проблему невосприимчивости к инновациям, Московская область станет локомотивом для всей России. Проблемой является также полное отсутствие крупных высокотехнологичных структур, которым, как происходит во всем мире, инновационная фирма могла бы продать свою разработку и двигаться дальше.

Вопрос: Для специалистов по системному анализу нет более заманчивой математической задачи, чем рассчитывать демографические проблемы. Положение в России сложное, население тает, и не случайны многие меры по поддержке семьи и рождаемости. Каковы ваши прогнозы на сей счет?

Ответ: Демографические процессы слишком инерционны, чтобы их можно было быстро решить даже самыми благими мерами. Слишком тяжелые ошибки были допущены в прежние годы. Экономических стимулов мало, и выплата пособий лишь один из многих параметров. Прогноз неутешителен – к 2050 году даже при повышении рождаемости и росте миграции население России не превысит 100 миллионов человек. К демографическим проблемам можно отнести и то, что через 15–20 лет поколение бабушек, которое сейчас преподает в школах, окончательно уйдет и заменить их будет некем.

Вопрос: После дефолта 1998 года лучшие экономисты на Западе предсказывали, что Россия вернется к прежним показателям через 15–20 лет. Россия, однако же, поднялась через три года. Не следует ли отсюда, что испытанные на других странах экономические модели в России обламывают зубы и дают неверный прогноз?

Ответ: В Америке на этот счет предложен термин – «социальное чудо» России. Суть в том, что на Западе в тяжелой ситуации каждый, как последний герой, ставит на себя. В России развиты неформальные домены на 15–20 человек с круговой поддержкой, что определяет невероятную живучесть общества. Это дает лично мне великий источник для оптимизма. Если бы то, что сделано с Россией в конце XX столетия, было сделано с любой другой страной, она бы прекратила существование. Россия же чудесным образом сохраняет высокий потенциал. Что мы наблюдаем в наших математических моделях и прогнозах. Время на то, чтобы подняться, у России имеется, хотя его немного. Я не ястреб, но должен привести еще одну оценку: по крайней мере до 2015 года наш ракетно-ядерный щит будет в состоянии нанести любому центру силы непоправимый ущерб.

2008

Вопрос: Михаил Валентинович, вы только что вернулись с Байконура, впервые в жизни побывав на космическом старте. С молекулярными нанотехнологиями космос с его вселенскими пределами не вяжется.

Ответ: Нанотехнологии часто сравнивают с атомным и космическими проектами СССР. Говорят, что это третий по счету и равновеликий по важности проект. Я первый раз видел космический старт: от рокота, который исторгает вставший над пустыней стометровый огненный столб, цепенеешь. Это нечеловеческое ощущение, сравнить не с чем. Приходят восторг и удивление, что человеку силой ума удалось покорить силы природы.

Не люблю квасной патриотизм, но на Байконуре, как и в Курчатовском институте, я испытываю гордость за свою страну. На этих направлениях мы были первыми – первый полет человека, первый экипаж, первый выход в открытый космос, первая орбитальная станция, первый луноход и первая атомная станция, первый атомный ледокол, Токамаки, проект ИТЭР. Не надо уничижать себя – мы сделали массу эпохальных вещей, которыми можем гордиться.

Другое дело, что сейчас Байконур с множеством заброшенных стартовых площадок производит грустное впечатление. Космодром мы в силу разных обстоятельств упустили, он расположен на территории другой страны, отсюда множество сложностей.

Вопрос: Применим ли сегодня опыт тех крупных проектов? Общество стало куда более сытым и менее военизированным. Кому сейчас придет в голову нового Берию искать, чтобы на нанотехнологии поставить…

Ответ: Мобилизационные решения сейчас неприменимы. Важно, как воспримет новые идеи российская элита. В любом деле доля идеи 3–5 процентов, остальное – упорный труд, но без идеи он становится бессмысленным. Не случайно аналитические службы следят за умонастроением элиты. Какова элита – таково во многом будущее страны. Если элита не находит общего языка с властью, она обогащает другие государства, как слишком часто случалось в истории России.