Ответ: Волхонка, 14 – место, которое является символом философско-гуманитарной мысли в России. Аксаков был лидером славянофилов, Чичерин – западников. Здесь размещался народный университет Шанявского, женские курсы, располагалась Московская консерватория. После революции здание отдали Коммунистической академии, в этих стенах выступали Сталин, Бухарин, Ельцин… Институт философии в этом здании с 1929 года, здесь вели дискуссии Зиновьев, Лукач, Мамардашвили… И вот решено передать здание Музею имени Пушкина. Мы возражаем. Это здание – больше, чем помещение, это свидетельство преемственности российской философской мысли на протяжении двух веков. В России нет другого такого места.

Вопрос: Для многих роль советской философии в XX веке видится резко отрицательной. Если уж говорить про эти стены, то именно в них разоблачались «буржуазные лженауки». Еще раньше на «философском пароходе» из России были выдворены лучшие мыслители – Бердяев, Ильин, Трубецкой, Сорокин… Всего 225 ученых, в основном гуманитариев. Как сказал Троцкий, «мы этих людей высылаем потому, что расстрелять их не было повода, а терпеть невозможно». В каком состоянии после этих ударов находится философия в России? Не отстала ли безнадежно от Запада, как скажем, микроэлектроника?

Ответ: Мы привыкли смотреть на себя западными глазами. Но с тех пор, как философия перестала пользоваться латынью и заговорила на национальных языках, она создает национально окрашенные образы человека и мира. Она глубоко укоренена в культуре своего народа. Даже наши лучшие, выброшенные на Запад философы во главе с Бердяевым и Ильиным не стали законодателями мод, не получили профессуры, на них не ссылались, о них не писали в учебниках. В эмиграции оказались не только философы, но и философия. Это было русское масляное пятно на водной глади философского Запада. Говорят, что у России много экономических нестыковок, которые затрудняют вхождение в ВТО. Так и русская философия имеет много нестыковок с европейской. И это нормально. Может быть, американская философия еще дальше от европейской философии, чем русская.

В чем-то наша философия отстала. А в чем-то опередила. Запад сейчас открывает для себя Михаила Бахтина. Если брать индекс цитируемости в западных журналах, никто из наших философов не сравнится с Хайдеггером, Сартром, Бодрийяром. Но является ли этот критерий надежным? В словаре философов XX века, выпущенном в ФРГ, из ста имен нет ни одного русского. Разве это объективно?

Если говорить о советской философии, то и она была разной. Была эпоха сталинизма, убийственная для философии. Но были ведь и 1960—1980-е годы, когда наша философия добилась многих успехов.

Вопрос: Еще хуже то, что очень долго, как бы в наказание за прошлые грехи, философию не замечали. Впервые о ней заговорили, когда заместитель руководителя администрации президента РФ Владислав Сурков написал философскую работу «Национализация будущего. Параграфы pro суверенную демократию» и в 2007 году в Институте философии на ученом совете была устроена публичная дискуссия.

Ответ: Хотите пишите, хотите нет, но Сурков – очень образованный и оригинально мыслящий человек. Дискуссия длилась три часа и прошла на высоком уровне. Власть стала обращать внимание на философию. Наши ученые участвовали во встрече Путина с гуманитариями в Ново-Огареве, где президент сказал, что русской философии необходимо активно заявить себя в современном мире. Нас все чаще приглашают на диспуты и берут интервью. Это связано с тем, что Россия ищет свое место в глобальном мире и свое видение сложных процессов. Люди стали задумываться над природой общественного строя, который установился в стране. Здесь требуется философский взгляд.

Оказавшись на два десятилетия в тени, мы занялись делом без оглядки на политическую конъюнктуру. Результатом, в частности, стала 4-томная «Новая философская энциклопедия». Подготовлена серия «Философия России второй половины XX века». Нам есть, чем отчитаться. Проявлением публичности стал конкурс, объявленный Институтом философии РАН совместно с газетой «Известия» и журналом «Вопросы философии» на тему «Человечество на распутье: образы будущего». К участию допускаются все сочинения на русском языке, представленные до 1 декабря 2008 года. Первая премия – 250 тысяч рублей. И еще три премии по 50 тысяч рублей. Многие великие философы участвовали в конкурсах. Руссо выиграл конкурс Дижонской академии, а Шопенгауэр проиграл, отчего не стал менее великим.

Вопрос: На территории нынешней России жил лишь один всемирно признанный философ. Зато какой – Иммануил Кант. Его занимали две вещи – звездное небо над нами и нравственный закон внутри нас. Про звездное небо мы с тех пор многое узнали, а вот сумели ли постичь нравственный закон? И вообще, способна ли философия по примеру других наук дать твердый ответ на свои вопросы?

Ответ: Кстати, сам Кант считал нравственный закон значительно более важным для изучения и значительно более трудным для понимания, чем звездное небо. Философия ищет ответы на вечные вопросы, которые по своей природе не имеют окончательного решения. Их вечность в том, что они требуют вечного поиска. Проблема морали – одна из них. Если звездное небо показывает ничтожность индивида, который является лишь точкой во Вселенной, то моральный закон бесконечно возвышает его ценность как мыслящего существа. Кант построил монолитное здание этического долга, которое в фундаменте опирается на постулат свободы, а в верхней части, в качестве крыши предполагает постулат бессмертия души и бытия Бога. Кант считал, что он окончательно разгадал тайну морали. Гегель, Маркс и Ницше с Кантом не согласились.

Вопрос: Со всех сторон твердят о падении морали, о разложении нравов. Сергей Капица находит в демографических моделях обоснование неизбежности распада традиционных этических норм. Неизвестно, что сказал бы Кант, но как видит ситуацию философия?

Ответ: Не уверен, что распад традиционных норм можно называть падением морали. Лучше говорить о ее качественном изменении. Фундаментальным убеждением человечества последние 400 лет была вера в благодатную силу научно-технического прогресса. Философия исходила из возможности построения рая на земле при изменении среды и человеческой природы. Надежды оказались иллюзорными. Сейчас ясно, что прогресс несет с собой и смертельно опасную угрозу. Это требует принципиально нового уровня ответственности. Этику доброй воли в духе Канта следует дополнить этикой ответственного поступка. Реальные изменения нравственной жизни идут именно в этом направлении. С одной стороны, возрастает роль абсолютных запретов, заложенных еще в кодексе Моисея, прежде всего запрета на насилие. С другой стороны, идет процесс индивидуализация морали. Право решать, что нравственно и что безнравственно, общество делегирует отдельным личностям и группам людей.