Шрифт:
Неизвестно, чем кончилась бы эта баталия, если бы вдруг не отворилось крайнее окно и не послышался все тот же великолепный и в гневе Ларисин голос:
— Кобзарь! Вертела! Прекратите сейчас же. Как не стыдно! Я завтра Григорию Ивановичу все расскажу.
Юрка заметил кровь на Борькиной губе и, закрыв лицо руками, влез между дерущимися.
— Кончай! До первой крови! Все.
Сашка и Борис, тяжело дыша, смотрели непонимающими глазами на Юрку, который подхватил правую руку Сашки и поднял ее вверх.
— Сашкина победа.
Сашка отнял руку и, выхватив у Юрки книгу, сунул ее Борису:
— Забирай свою книгу и катись!
— Сам катись! — огрызнулся Борька, подняв с земли кепку и приложив ее к разбитой губе.
Сашка не слушал его больше. Он подошел к окну и улыбнулся Ларисе.
— Чего ты раскричалась? Мы тренировались в бокс. Любя, понимаешь! Готова футболка?
— Кланялась тебе косая Ариша! Понятно? Ты будешь хулиганить, а я тебе за это вышивать, да? Можешь забирать свою противную футболку.
К дрожащим от недавнего напряжения Сашкиным ногам полетел голубой комок с красным хвостом мулине. Сашка молча подфутболил комок и пошел прочь. Юрка схватил футболку и погрозил Ларисе кулаком.
— Ну, коза, выйдешь!
— И выйду! По-ду-маешь! — презрительно фыркнула Лариса. — Тебя испугалась, Юла несчастная! — И, тут же сменив гнев на ласку, повелела: — Боря, иди сюда!
Борис неторопливо пошел на зов.
Юрка догнал Сашку в конце улицы. Сашка пыхтел, как самовар. Он предлагал вернуться и разбить все стекла в ее окне. Обещал достать несмывающуюся краску и написать ночью на ее заборе, кто она такая. Грозил шарахнуть из самопала прямо в нее, а там будь что будет!
Юрка настойчиво и холодно отвергал все планы своего гидальго и твердил о том, что месть должна быть необыкновенной.
В непутевой Юркиной голове уже складывались слова будущего объявления: «Продается коза по кличке Лара».
Высшая мера
Признайся Юрка, что объявление — дело его рук, извинись он перед Ларисой — все обошлось бы строжайшей нахлобучкой. Но Юрка нахально отпирался и строил из себя невинного ягненка. Налицо было нарушение сразу двух законов: «О дразнилках» и «Не врать!» Законы эти уже давно поменялись местами, и первым, наиглавнейшим из всех считался «Не врать!».
Самое противное — это ложь из корысти или страха. Юрке инкриминировался последний случай, и он заслуживал высочайшей кары. Сашка был соучастником. Но ввиду деликатности его положения во всей этой истории я решил не трогать его совсем и обрушить все громы и молнии на одну только Юркину голову.
Морально я был уже готов к изничтожению брехуна. Оставалось вещественно доказать его вину. Целую неделю я разыскивал машинку, на которой было отпечатано объявление. Нашел ее совсем неожиданно, когда уже потерял всякую надежду. Однажды зайдя в школьную библиотеку, я обратил внимание на старинную, видавшую виды машинку. Тотчас же отстучал одним пальцем злосчастное объявление о козе. Сличение моего листка с подлинником не оставляло никаких сомнений: тот же шрифт, та же ярко-фиолетовая краска.
И вот на летучке я назвал имя автора записки. Юрка по-прежнему скромно отказывался от авторства. Тогда я вытащил документ и попросил класс ознакомиться с ним. Потрясенный и припертый к стене, Юрка сдался. В классе уже давно не было подобного случая упорного вранья и столь блистательного разоблачения. Ребята дружно набросились на Юрку. Девочки требовали, чтобы Юрка немедленно извинился перед Ларисой.
И тут-то Юрка окончательно погубил себя, пробурчав под нос:
— Еще чего не хватало — перед девчонками извиняться!
Девочки рассвирепели. В несклоненную Юркину голову полетели комки гнева и камни обличающих фактов.
— Извиняться ты не хочешь, а только ехидничать умеешь!
— Садишься, а он чернилку подставляет и еще смеется!
— Или стреляет пистонами — пугает всех!
— И врать ты любишь больше всех!
Последнего Юрка не мог снести и, повернувшись к Наташе Барабак, сказавшей это, потребовал:
— Докажи, когда я врал?
— И докажу, — вскочила Наташа. — Забыл, как отпрашивался с урока, говорил, что занес ключ от квартиры, а когда Тина Савельевна попросила показать ключ…
— Ну ладно. Один раз. А еще когда я врал?
— Хотя бы, когда меня яблоком угощал, — напомнил Сева Колосов. — Говорил, сладкое-пресладкое, а сам его перцем намазал.
— А как Зину на качелях закачал, когда звеном в парк ходили. Помнишь?
— А кто мой портфель зарыл, когда на участке работали?
— А кто на заметку про тебя Гимн Советского Союза наклеил? Опять скажешь, не ты?
Юрку казнили, как волка из басни, не за то, что он сер, а за то, что съел. Казалось, в классе не было человека, у которого Юрка не слопал ягненка. Он крутил головой во все стороны, откуда доносились реплики, и довертелся бы до головокружения, если б я не взял слова. Я возмущался, наверно, целых десять минут и в конце предложил ввиду особой тяжести проступка передать дело Вертелы в высшие инстанции — завучу. Ребята, не разобравшись, согласились со мной. «Что мог сделать завуч Юрке? — гадали они. — Погонять, дать выговор, вызвать родителей?» Они не знали, что я уже договорился с ним о дальнейшей Юркиной судьбе. И когда Василий Степанович сам пришел в класс и объявил свое страшное решение о переводе Вертелы в пятый «А», ребята ахнули.