Магда выпрямилась и поняла, что лицо у нее горит. И совсем не потому, что какое-то время она просидела с опущенной под стол головой. Ей было бесконечно стыдно, и это чувство стыда было намного сильнее, чем от вида их сплетенных пальцев.

Она больше не чувствовала радости от праздника. Ее охватила бесконечная печаль, словно ее собственная жизнь, жизнь маленькой девочки, вдруг стала мрачной и хмурой, потеряла всякий смысл…

Магда открыла глаза. Ехать предстояло еще два часа. Хотя поезд был заполнен далеко не весь, поездка доставляла ей мало удовольствия. Сиденья были неудобными, странной формы, окна грязными, а корзины для бумаг забиты мусором. Несмотря на предупреждение, что окна нужно держать закрытыми, поскольку работает кондиционер, все они были открыты. Занавески малахитового цвета развевались на ветру, и в купе невыносимо дуло.

Лукасу казалось, что Магда ничего этого не замечает.

«Какой же я идиот! — думал он. — Вместо того чтобы заниматься поиском работы, я сижу в поезде и еду в Рим по абсолютно безнадежному и непонятному делу. Я — тень женщины, которая тоскует по моему брату и даже не замечает меня».

Но так всегда и случалось. Он был и оставался вторым номером, всегда только младшим братом Йоганнеса, а в случае чего оказывался тем, кто разбил окно и потерял ключи от дома. Он приносил из школы оценки хуже, чем брат, а на уроках физкультуры вечно получал двойки. Он донашивал вещи брата, а девочки интересовались им лишь тогда, когда их отшивал Йоганнес. Старший брат закончил полную среднюю школу, а Лукасу едва удалось реальную. К Йоганнесу перешла фирма отца, а он изучал «бесхлебное» искусство, как всегда подчеркивала мать, и стал артистом. В аэропортах он был единственным из пассажиров, кого регулярно подзывали к себе таможенники, а билеты в кинотеатрах заканчивались именно тогда, когда он после получасового ожидания в очереди наконец-то подходил к кассе. В детстве он получал книги, которые Йоганнес уже прочитал, в которых нарисовал ослиные уши и написал шариковой ручкой свои комментарии. В театре он играл не в Берлине, а в провинции, и на телевидении исполнял роли только второго плана. Продюсеры записывали его фамилию как прекрасного исполнителя небольших характерных ролей, но никогда — как исполнителя главных.

Таким образом, он всю свою жизнь плелся в хвосте, проигрывал любое сражение и уже почти смирился с этим.

Лишь один-единственный раз Лукас по-настоящему обиделся на судьбу: Магду заполучил не он, а Йоганнес. Но теперь брат исчез, а он сидел с женщиной своей мечты, его женой, в мчавшемся в Рим поезде в погоне за шансом, который она упорно ему не давала.

Через несколько минут ее голова опустилась на плечо Лукаса. Магда крепко спала и спокойно дышала. И он не хотел сейчас быть ни в каком другом месте на свете.

На вокзале Рома Термини Лукас помчался к такси, ожидавшему пассажиров, и крикнул водителю, здоровенному бородатому детине, адрес одной из пяти гостиниц. Гостиница «Розалия» на улице Виа Джерманико. Здоровяк лениво кивнул и сказал:

— Trenta euro.

— Va bene, — ответил Лукас и поднял вещи, чтобы положить их в багажник.

Но Магда остановила его.

— Ты что, с ума сошел? Тридцать евро — это же грабеж, это слишком много за такую поездку. Я приблизительно знаю, где находится гостиница. Ехать туда всего минут двадцать, и мы заплатим за это не тридцать евро.

Водитель только пожал плечами и выставил их сумки на дорогу.

Магда подошла к другому таксисту.

— Виа Джерманико? — спросила она.

— Двадцать пять евро, — сказал таксист и раздавил ногой окурок сигареты.

— Нет, — возразила Магда, — слишком дорого.

— О’кей, двадцать.

— Пятнадцать.

Таксист окинул Магду презрительным взглядом и ухмыльнулся:

— Va bene.

Магда кивнула Лукасу, тот снова взял сумки, поставил их в багажник, и они сели в машину.

У гостиницы «Розалия» был очень презентабельный фасад, а холл маленьким и убогим. За стойкой регистрации сидел лысый мужчина, у которого явно не было особого желания тратить время и силы на новых гостей.

— Buongiorno! — сказала Магда, улыбаясь своей самой обезоруживающей улыбкой. — Мы хотели бы снять два одноместных номера на одну ночь. Может быть, на две или на три. Мы пока еще не решили.

Мужчина что-то буркнул и посмотрел в компьютер.

— Свободных одноместных номеров нет, но я могу предложить вам один или два двухместных. Выбирайте.

Лукас посмотрел на Магду. Он хотел, чтобы решение принимала она.

— Два двухместных номера. Va bene. Сколько это стоит?

— Сто восемьдесят евро за ночь каждый.

— Давай возьмем один номер, — прошептал Лукас. — Это же глупо! На деньги, которые мы сэкономим, можно фантастически посидеть в ресторане.

Магда ответила таким взглядом, что он тут же умолк.

— Хорошо. Мы берем два номера. Скажите, — как бы между прочим спросила она, — не останавливался у вас в последнюю неделю господин Тилльманн? Это мой хороший знакомый. Он сейчас в Риме, но я не знаю, где именно. Вы не могли бы посмотреть?

Мужчина за стойкой снова взялся за мышку компьютера.

— Вы сказали, когда это было?

— Между четырнадцатым и сегодня.

Магде со своего места было хорошо видно, как он просматривал на мониторе список проживавших в гостинице.

— Нет, ничего. Никого с фамилией Тилльманн.

— Может, вы вспомните его? А вдруг вы видели этого человека.

Магда вытащила из кармана фотографию и ткнула ее прямо ему под нос.

Но мужчина только покачал головой.