Все же надежда на некую находку, что поможет нам, не оставляла меня. Я положил ладонь на стену, оглянулся на череп и вдруг поняв, подошел к отверстию дымохода. Он был довольно большой, и я смог даже заглянуть в середину. На меня сразу повеяло сильным сквозняком. Ладонью осторожно провел по мягкому слоя сажи, которая покрывала внутреннюю выкладку дымохода.

Тщательно, камень за камнем, начал перебирать руками внутреннюю часть дымохода. Сажа, которая сыпалась на меня, забивала горло. Я сильно замерз и несколько раз выругал себя за упрямство, но поиски не прекратил. Все было напрасно. Мне пришлось полностью стать в дымоход. Я уже окончательно решил бросить это копошение в саже, как один камень, к которому я едва дотянулся, подался. Пальцами я почувствовал, что он не был зацементированный, как другие. С помощью ножа мне наконец удалось выковырять его из дымохода. Я сунул руку в нишу, которую прикрывал камень. Там лежал плотный сверток.

Через минуту я уже стоял посреди кабинета. Насколько смог, отряхнулся от сажи, с наслаждением дыша относительно свежим воздухом. В руках у меня был аккуратно завернутый в ткань и перевязанный шелковой тесьмой пакет. Раскрывать его я сразу не стал и отправился в зал. На дворе уже царила темнота. Поиски в камине окончательно меня добили. Бучма уставился на меня, притрушенного сажей, но я ничего объяснять не стал, едва проглотил кусок жареного голубя и мгновенно провалился в забытье.

Показалось, что я спал не больше минуты. Кто потряс меня за плечо. С трудом продрав глаза, я увидел над собой бледное лицо Кукушки.

— Господин полковник, господин полковник!

Входные двери в гостиную, старательно заложены широкой доской, вздрагивали от однообразных ударов.

В соседней комнате бесились лошади. Слышно было, как трещит паркет под их копытами. За окном чернела ночь. Капли дождя падали через разбитое окно на пол. Сухомлин присел возле скорострела и передернул затвор. Зозуля и Бучма уже стояли, наставив винтовки. Кто медленно, через равные интервалы стучал в дверь. Я вытащил револьвер и кивнул Бучме. Тот осторожно подошел к двери и спросил:

— Кого там черт несет?

Удары прекратились. За дверью кто глухо сказал:

— Открывайте, это я.

Бучма оглянулся на меня:

— Словно Петренко.

Мгновение я колебался, но приказал отворить. Зозуля распахнул дверь. На пороге комнаты стоял Петренко. Его бекеша с поднятым воротником была густо замазана землей. Шапка надвинута на брови. Лицо было чрезвычайно изможденное, упавшие глаза сосредоточенно и мрачно смотрели на нас.

Казаки, с явным облегчением, в один голос расспрашивали Петренко о его исчезновении. Тот коротко отвечал: «Заблудился, еле вас нашел».

Я накинул на плечи шинель и пригнулся к огню в камине. Зозуля и Бучма снова легли спать, Сухомлин отправился успокаивать лошадей. Петренко сидел у окна и молча смотрел в темноту. Внезапное чувство острой опасности охватило меня.

— Ложись спать, Петренко! — обратился я к нему. Тот повернул голову в мою сторону. Взгляд был пустой и равнодушный:

— Благодарю, господин полковник, я уже выспался.

Я смотрел в огонь. Тепло от него успокаивало, наводило приятное расслабление. Мне снился сон. Впервые за эти сумасшедшие дни. Во сне были цветущие сады и музыка.

Я проснулся от ужаса, который ворвался до моего сновидения.

Огонь погас, в темноте за окном завывал ветер. В комнате ничего не было видно. Из угла, где спал Зозуля, доносились жуткие звуки — казалось, что там собака грызет кость. Я наклонился над камином и сунул туда сухую ветку. Мерцающее пламя осветило комнату, и я увидел Петренко, который, сидя над телом Кукушки, грыз его горло. Упырь остановился и медленно повернул голову ко мне. Все подбородок, шея и грудь его были залиты кровью. Меня насквозь прошил сумасшедший сосредоточенный взгляд. Я схватился за револьвер, который лежал рядом. Нечто вроде жуткой улыбки скривило рта бывшего казака, и тот мгновенно бросился на меня. Я откинулся навзничь и едва успел нажать на курок. Шесть выстрелов в упор из тяжелого «браунинга» отвергли упыря к стене.

Из соседней комнаты прибежал Сухомлин, держа наготове скорострел. Постепенно становилось видно. Петренко лежал навзничь возле стены. Вдруг он поднял голову и начал медленно вставать, глаза его уперлись в нас. Я почувствовал, как мои волосы на голове становятся дыбом. Из его глотки вырвалось звериное рычание, и он снова бросился на меня. Сухомлин закричал, и его крик утонул в тарахтении «льюиса». В полумраке я видел, как из широкого жерла скорострелу вырывается красное пламя, как из груди Петренко летит пакли бекеши, как он в корягах бьется под ливнем свинца на полу. Выстрелив все патроны в своего бывшего товарища, Сухомлин с ужасом бросил раскаленный скорострел.

Несколько минут мы стояли над упырем. Когда тот снова поднял на нас свои мертвые глаза, я окаменелое. Упырь смотрел на меня. Он встал, и я четко увидел длинные окровавленные клыки, которые торчали у него из углов рта. Сухомлин закричал и бросился бежать, но упырь одним прыжком догнал его и зацепился на спину. Они упали. Я подскочил к ним и схватил упыря за волосы, пытаясь оттащить от Сухомлина.

Железные пальцы вцепились мне в плечо, оттолкнули в сторону: молния со свистом мелькнула в воздухе, и упырь начал разваливаться пополам. Над упырем с саблей стоял Бучма. Вторым молниеносным ударом он отсек упырю голову. Я никогда не видел, чтобы из человеческого тела могло пройти столько крови. Сухомлин мгновенно пробрался из-под развалившегося трупа. Он дрожал, залитый с ног до головы кровью.