Тучи сгущались, но я не могла сообразить, над чьей головой они прольются дождем -- и ограничится ли только им. Возможен ведь и град...

Когда меня в конце марта вызвал для серьезного разговора папа, я уже была предупреждена. Наверное, поэтому я не слишком запаниковала, когда Северус расстегнул манжету на левой руке и показал мне запястье с Меткой -- обычно едва различимый рисунок потемнел раза в два, и ему не хватало самой малости, чтобы называться черным.

– - Он набирает силу. Такой Метка не была даже на твоем первом курсе, -- бесцветно проговорил папа.

– - Думаешь, все случится в этом году?

– - Вероятно. Каркаров уже готов при первой необходимости бросить своих студентов и сбежать. Ему есть чего бояться -- он сдал всех, кого мог, в свое время, и большая половина заключенных в Азкабане сидит там благодаря ему.

– - А ты не свидетельствовал?
– - полюбопытствовала я. Северус медленно застегнул манжету. Он всегда носил одежду с длинным рукавом, таким, чтобы полностью закрывал Метку.

– - Нет. Не пришлось.

– - Но твое положение не лучше, -- невесело улыбнулась я.
– - Все знают, чей ты отец.

– - Я в безопасности в Хогвартсе, -- положил мне руку на плечо папа.
– - Здесь меня может настигнуть его зов -- но не более того.

Вспомнив, что говорил мне папа о Метке, я почувствовала озноб -- через эту маленькую татуировку можно было не только позвать, но и наказать своего вассала -- высосав досуха его магию, жизненную силу, душу.

– - Люциус говорил со мной вчера вечером. Его метка тоже потемнела. Сейчас он перенастраивает родовые чары вокруг поместья так, чтобы никто не мог войти без приглашения главы семейства.

– - Боюсь, это не поможет. Он вассал Реддла -- а, значит, тот имеет право без спросу входить в его дом.

– - Он знает. Он только хочет свести к минимуму опасность -- чтобы никто из Пожирателей не смог заглянуть в гости.

Папа предлжил мне чаю, и я с удовольствием вдохнула запах мяты. Отпила глоточек, посмаковала.

– - Он склонен к театральным эффектам, -- сказал Северус.
– - Я боюсь, что на третьем испытании случится что-то дурное.

Я вспомнила составленный для Трелони гороскоп и кисло усмехнулась:

– - Я уверена, что все будет хорошо.

– - Я боюсь за тебя.

– - Знаю. Не надо. Все будет хорошо, -- повторила я, обнимая папу, и отмечая мимоходом, что уже достаю ему макушкой до подбородка.
– - Все будет хорошо...

На следующий день меня вызвал директор. Предвкушая мармелад и лапшу на ушах, я назвала гаргулье пароль и оказалась в кабинете. Он опять был захламлен, и я удивилась проворности, с которой Дамблдор натаскал сувениров взамен конфискованных Малфоем.

– - Ну, Гарри, как тебе живется?

– - Вашими молитвами, -- не удержалась я.
– - Все просто замечательно, особенно Турнир -- столько новых впечатлений!

– - Ты ведь не принимаешь помощи от кого-нибудь из преподавателей или устроителей? Не все их намерения могут оказаться честными, -- сверкнул младенчески-чистым взглядом Дамблдор.
– - Я хотел бы показать тебе кое-что. Ты уже имела дело с Омутом Памяти?

– - Нет, -- соврала я, не моргнув глазом.
– - А что это?

Директорский Омут был украшен рунами по ободу и инкрустацией из сапфиров и рубинов. Насколько я разбиралась в рунах и магической минералогии, смысловой нагрузки украшения не несли.

– - В этом Омуте можно просмотреть чужие воспоминания. В данном случае -- мои.

Он вытянул из виска серебристую нить и поместил ее в чашу.

– - Наклонись над Омутом и погрузи лицо в воспоминание, -- велел он. Я так и сделала, и оказалась сидящей на скамье в среднем ряду амфитеатра. Внизу, в центре, на привинченном к полу кресле сидел Каркаров -- еще не седой, одетый в рваную грязную мантию. Его ноги и руки опутывали цепи. Захлебываясь от страха, он говорил и говорил, а у меня волосы поднимались дыбом от описания преступлений, совершенных Пожирателями. Лестранжи, Долохов, Руквуд -- их преступления проходили у меня перед глазами нескончаемой чередой, пахнущей кровью и болью.

Каркарова увели, последнее, что он успел поведать -- деяния Малфоя-старшего и Снейпа. На скамье подсудимых его сменяли Пожиратели, один за другим. Не было только папы и Люциуса -- они уже были оправданы, как узнала я из реплик Дамблдора, сидящего рядом со мной как зритель, и Бартемиуса Крауча, представителя обвинения. Предпоследним место в кресле занял Людо Бегмен, узнанный мною с превеликим трудом. Он был, не в пример нынешнему, мускулист и строен, и нос его еще не был расплющен бладжером -- до назначения в министерстве Бегмен был профессиональным квиддичным игроком.