Когда работа над картотекой Боббо подошла к концу и Руфь с приятным чувством выполненного долга вернула на полку последнюю папку, она решила, что пришло время поговорить с сестрой Хопкинс по душам.

— Скажи откровенно, дорогая, неужели тебе еще не надоело торчать в психушке? Ведь это такая скука! Каждый день одно и то же: вопли, визги, припадки, инъекции; ну, сволокут кого-то в карцер — вот и все события! И больше ничего! Пациентам легче, с ними без конца что-то происходит — может, даже слишком часто. А с нами? Ничего. Ровным счетом ничего.

— Да, я понимаю, о чем ты, — задумчиво сказала сестра Хопкинс.

— Снаружи, за этими стенами, лежит огромный мир, — продолжала Руфь. — Там все возможно и все интересно! И мы с тобой можем стать другими — надо только высвободить из-под спуда нашу собственную энергию и энергию других женщин, которых заперли в четырех стенах и заставили гнуть спину с утра до вечера; а ведь среди них много прекрасных женщин, которых любовь и чувство долга загнали в ловушку, обрекли на жизнь, им ненавистную, которых нужда толкнула взяться за работу не просто нелюбимую, но губительную. Пойдем туда, познаем этот волнующий мир бизнеса, денег, удач и потерь, поможем всем, кто…

— Но я всегда думала, что бизнес — это ужасно скучно, — сказала сестра Хопкинс.

— Скучно?! Типичная выдумка мужчин, чтобы не пускать туда женщин, — сказала Руфь. — А ведь есть еще и другой мир — мир власти: мир судей, священников и врачей, тех, кто диктует женщинам, как им жить и что им думать. Это тоже замечательный мир. А уж если идеи и власть объединяются, то можно просто горы своротить!

— Еще бы! — сказала сестра Хопкинс. — Но только каким образом мы или подобные нам могут туда проникнуть?

Руфь наклонилась к сестре Хопкинс и прошептала ей что-то на ухо.

— На это нужны деньги, — сказала сестра Хопкинс.

— Умница, — похвалила Руфь.

Прощальная вечеринка в Лукас-Хилле удалась на славу. Тут было все: и смех, и слезы, и вино, по такому случаю щедро раздаваемое пациентам. Атмосфера всеобщего праздника, царившая в клинике, достигла такого накала, что бригаде ГЭТ пришлось немало попотеть, и заступившая на место сестры Хопкинс таитянка от усердия даже сломала одному больному ребро коленом. Впрочем, товарищи по спецбригаде ее за это не осудили. Пусть лучше их появления боятся и не хотят, чем ждут не дождутся: может, тогда и работы будет поменьше.

Руфь и сестра Хопкинс сумели найти свободное помещение под офис в дальнем конце Парк-авеню, куда редко забредает публика, населяющая респектабельную часть этой же улицы, и немудрено: грациозно устремленные ввысь современные конструкции уступают здесь место обветшалым старым зданиям, да и сама улица заметно сужается, и вдоль нее по обеим сторонам тянутся не нарядные тенты роскошных ресторанов, а кучи мешков с отбросами, сваленных перед замызганными витринами жалких лавчонок. Однако Парк-авеню на всем ее протяжении обслуживает одна телефонная станция, так что по номеру телефона невозможно догадаться, где снимут трубку — в респектабельной части улицы или, наоборот, в самой запущенной. И вот здесь, на деньги сестры Хопкинс, Руфь открыла агентство по найму.

Агентство специализировалось на том, что подбирало секретарскую работу для женщин, решивших — по собственному желанию или в силу необходимости — вернуться к трудовой деятельности; женщин, обладавших профессиональными навыками, но утративших веру в себя после долгих лет, проведенных дома. Подписавшие контракт с агентством Весты Роз проходили курс профессиональной переподготовки и еще один курс, который Руфь назвала «психологической закалкой». Для них при агентстве были организованы детские ясли и группы для детей постарше, а также закупка продуктов и доставка их на дом — чтобы женщинам не приходилось в обеденный перерыв бегать по магазинам, а можно было бы просто отдохнуть, как это делают, не ведая, что может быть иначе, работники-мужчины, и в конце дня налегке сесть в автобус и ехать домой, не волоча неподъемные сумки. Все эти удобства стоили немалых денег, но женщины отдавали их с радостью.

Сестра Хопкинс взяла на себя присмотр за детьми: ясли-сад размещались на верхнем этаже занимаемого агентством здания. Если она порой и прибегала к транквилизаторам, чтобы угомонить какого-нибудь расходившегося ребеночка, она, по крайней мере, знала, чего и сколько давать и каких побочных эффектов нужно опасаться. Вместе с Руфью они снимали квартиру, всего в квартале от агентства.

— Я теперь с тобой хоть на край света пойду! — повторяла сестра Хопкинс. — Никогда в жизни я не была так счастлива!

Прошло немногим больше месяца, и агентство Весты Роз прочно встало на ноги и даже стало приносить доход. Подписавшие контракт женщины — а они стекались сюда уже сотнями, добираясь из ближайших пригородов кто автобусом, кто электричкой, — были бесконечно благодарны, терпеливы, исполнительны и усердны; большинству из них было достаточно посетить два-три занятия у Руфи, чтобы понять, насколько проще работать секретарем в офисе, чем изо дня в день продираться сквозь дебри детской психологии — с обидами, ревностью, соперничеством, — или на ощупь находить верные ответы на вопросы, которые без конца задает семейная жизнь. Девочки Весты Роз, как их вскоре стали все называть, приобрели большую популярность у работодателей во всех концах города, и, пожалуй, не будет преувеличением сказать, что агентство добилось даже определенной славы; его все чаще приводили в пример, когда желали показать, как можно сказку сделать былью, и дать урок слабовольным и вечно ноющим: вот на что способны женщины, стоит им чего-то захотеть по-настоящему (раз уж им не повезло удачно выйти замуж). Сама Веста Роз была в каком-то смысле фигурой мифической: хотя время от времени репортерам удавалось взять у нее интервью по телефону, от личных встреч она неизменно уклонялась, а о том, чтобы ее фотографировать, и речи быть не могло. Сестра Хопкинс выступала ее полномочным представителем и с этой задачей справлялась прекрасно.