Но тутъ Элина пришла въ ярость.

— Ступайте вы вс вонъ! — крикнула она. — Я не хочу, чтобы вы здсь оставались. У него денегъ куры не клюютъ, — вотъ до чего у него много денегъ! Глядите-ка! Посмотрите, сколько онъ мн далъ денегъ!

И она съ злораднымъ торжествомъ выкинула изъ кармана на столъ горсть бумажекъ и серебра.

— Онъ заплатилъ за вино, заплатилъ и мн. Да, да, смотрите хорошенько, вы еще никогда въ жизни не видали такой кучи денегъ. Я могу заплатить за два мсяца хозяйк,- понимаете ли вы это? Я только пошутила, чтобы его немного посердить и подразнить. А вы вс убирайтесь вонъ отсюда!

И товарки принуждены были уйти. Элина рзко и нервно разсмялась, когда за ними закрылась дверь.

— Я не хотла, чтобы он здсь оставались, — сказала она, какъ бы оправдываясь. — Въ сущности, это прескучныя женщины, съ которыми я не схожусь и не имю ничего общаго. Какъ ты находишь? Не правда ли, он прескучныя?

— Нтъ, я этого не нахожу, — отвтилъ я, чтобы ее еще больше пристыдить. — Он отвчаютъ, когда ихъ спрашиваютъ, разсказываютъ то, что я желаю знать… Право, это милыя двушки!

— Ну, тогда и ты можешь уходить! — крикнула Элина. — Иди за ними, если хочешь, я тебя не удерживаю!

Но, говоря это, она на всякій случай поспшила запрятать въ карманъ деньги, которыя разбросала по столу.

— Я хотлъ бы вамъ задать еще одинъ вопросъ, — сказалъ я, — если вы согласитесь спокойно выслушать меня.

— Задать мн вопросъ? — отвтила она презрительно. — Я не хочу имть никакого дла съ тобой. Ты, врно, опять хочешь говорить о Ганн? Это вчное пережевываніе прошлаго, эти вчные разговоры о Ганн нагоняютъ на меня тошноту, и я становлюсь такой скверной. Нтъ, нтъ, этимъ вдь не проживешь!

— Не хотли ли бы вы перемнить образъ жизни… уйти отъ этой жизни? — спросилъ я.

Она сдлала видъ, что не слышитъ, и опять принялась что-то прибирать и приводить въ порядокъ. При этомъ она посвистывала, какъ бы желая придать себ мужества.

— Уйти отъ этой жизни? — спросила она, внезапно останавливаясь передо мной. — Зачмъ? Къ чему? И куда мн уйти? Кто захочетъ жениться на мн? Кто захочетъ взять такую, какъ я? А служить я не желаю.

— Вы могли бы попробовать ухать отсюда и въ другомъ мст начать вести честную жизнь.

— Какая нелпость! Замолчи лучше! Что ты — миссіонеромъ сталъ, что ли? Зачмъ мн узжать отсюда? Я чувствую себя здсь очень хорошо. Знаешь что? Вели-ка принести еще бутылку вина! Но только для насъ двоихъ, другимъ мы ничего не дадимъ. Гина! — крикнула она въ дверь.

Она заказала вино, принялась пить его и становилась все мене и мене привлекательной. Теперь отъ нея нельзя было добиться разумнаго слова. Она, почти не переставая, мурлыкала какіе-то отрывки уличныхъ псенъ или сидла въ глубокомъ раздумь. А затмъ снова начинала пить, и ея поведеніе становилось все боле отталкивающимъ. Она непремнно хотла сидть у меня на колняхъ, поминутно высовывала языкъ и повторяла при этомъ:- На, вотъ — смотри! — наконецъ, она прямо спросила:

— Останешься ты со мной на ночь?

— Нтъ! — отвтилъ я.

— Ну, такъ я пойду искать, съ кмъ провести ночь! — сказала она.

Разсказчикъ замолчалъ.

— Ну, и что же? — спросилъ я его.

— А что бы вы сдлали, будь вамъ представленъ такой выборъ? Остались ли бы вы или ушли? Видите ли, въ томъ-то и весь вопросъ. Ну, и знаете ли, что я выбралъ?

Онъ посмотрлъ на меня.

— Я остался, — сказалъ онъ.

— Вы остались? — спросилъ я. — Вы провели эту ночь тамъ, съ этой двушкой?

— Я вдь сказалъ вамъ, что у меня жалкая душонка, — отвтилъ онъ.

— Но, Бога ради, скажите мн, какъ могли вы это сдлать? Вы были пьяны, что ли?

— И это было, только подъ конецъ. Но прежде всего, я вдь такъ же подлъ и низокъ, какъ и другіе люди — вотъ въ этомъ-то и все дло. Это была двушка, жизненная повсть которой была мн извстна. И вы не можете себ представить, какое сладострастное наслажденіе представлялось для меня въ возможности вести себя съ ней самымъ необузданнымъ образомъ. Способны ли вы понять это? Я поэтому и остался, и если бы вы знали, въ какое море сладострастной необузданности мы погрузились!

И отвратительный циникъ, какъ бы удивляясь самому себ, съ какой-то укоризной покачалъ головой.

— Ну, теперь я пойду къ ней, — продолжалъ онъ. — Думаю, что ее еще можно спасти… Гм… Да, вы полагаете, вроятно, что я не гожусь для такого дла? Но я, быть можетъ, не такъ ужъ скверенъ, какъ кажусь. Вдь вотъ вы теперь все думаете о томъ, что я провелъ съ ней ночь. Но разсудите сами, — что было бы, не останься я съ ней: пришелъ бы кто-нибудь другой, и врядъ ли она бы выиграла отъ такой мны. Если бъ она могла свободно выбирать, она несомннно выбрала бы меня. Я вдь чутокъ, многое могу понять, а главное, я не поддавался ей. И что странне всего — именно эта черта и привлекла ее, она сама сказала мн это: — Ты такъ умешь противостоять мн и сопротивляться, — говорила она. Ну, скажите, какъ было устоять противъ такой особы? И при томъ же не слдуетъ забывать, что т цвты виноваты въ томъ, что она стала именно такой, а не другой… Они были началомъ и причиной всего дальнйшаго. Будь дозволено брать цвты съ могилъ, Элина была бы теперь порядочной двушкой. Но тогда мы ее поймали, и я самъ помогалъ этому, да, самъ помогалъ.