Мощным пинком Свелтер распахивает дверь и врывается в помещение. Шеренги поварят в страхе замирают.

Делая страшные глаза, повелитель кухни медленно вышагивает вдоль дрожащих мальчиков, пристально глядя каждому в лицо. Наконец он останавливается возле провинившихся.

– Флайкрейк, – наконец произносит он тихо, но окружающие начинают дрожать, словно в лихорадке, – ты… и твой лохматый друг. Немедленно ступайте в мою комнату. А? Что? Что будет? Все будет, все будет…

Лязгая зубами, провинившиеся вышли из строя. И тотчас глаза остальных ребят сфокусировались на жертвах начальника. Всем хотелось надеяться, что шеф ими и ограничится.

– Ведь вы болтали в строю, так? – вопрошал злорадно Свелтер. – Болтали или нет? Я ведь приказал соблюдать тишину. Я прав или нет? То-то же! Подойдите же ближе, я не слопаю вас! Ну так что? Неужели вы поставили себя на должность старших поваров, которым иногда позволяется пренебрегать приказами шеф-повара? Ах, молодо-зелено, чтоб тебя! – С этими словами Свелтер схватил обоих мальчишек за уши и принялся назидательно выкручивать их. Свелтер только-только начал входить во вкус наказания, как зазвенел колокольчик над дверью.

– Ах, чтоб тебя! – бросил шеф-повар в досаде. Колокольчик звенел редко – не чаще раза в месяц. Свелтер тут же отпустил уши провинившихся и повернулся к двери. Да, ошибки тут быть не могло – колокольчик звенел снова и снова. Главный повар отлично знал, что другой конец коричневого шнура крученого шелка, что был привязан к колокольчику, находится в спальне Сепулкрейва. Так что экзекуцию придется отложить на неопределенное время. Уж если герцогу приспичило дергать за шнур, то случилось нечто экстраординарное.

– Ладно уж, разберусь с вами позже! – бросил Свелтер, отпуская обрадованных поварят. В последний раз взглянув на подчиненных испепеляющим взглядом, шеф-повар опрометью вылетел из помещения и понесся по лестнице.

Свелтер не ожидал от себя такой прыти – не прошло и пяти минут, как он стоял у двери в спальню герцога. Вытирая рукавом вспотевшее лицо, шеф-повар на всякий случай приложил ухо к двери и прислушался. Тишина. Тогда Свелтер сдержанно, как целуют любимую девушку, постучал в резную филенку костяшками сложенных пальцев. Ответа не последовало. Свелтер чертыхнулся про себя – он совсем забыл, что должен стучать сильнее, поскольку костяшки на фалангах пальцев за долгие годы службы на кухне заплыли жиром. Однако и на сей раз ожидаемого эффекта не получилось. В этот момент главного повара осенила дельная мысль: достав из кармана медную монетку, он постучал ее ребром в резное полированное дерево. Разумеется, на этот раз его стук был услышан, но вместо привычного «Да, войдите!» с той стороны послышались странные звуки, напоминавшие уханье филина. Свелтер постучал в дверь еще раз – на всякий случай. Ответом был все тот же хохот. Впрочем, его можно было истолковать как приглашение, и повар, перекрестившись, рванул дверь на себя…

Переступив порог комнаты, Свелтер испытал страх. Может, думал он, с тоской озирая мрачные пейзажи и натюрморты, развешанные по стенам, лучше повернуться и уйти, пока не случилось чего? Тут же сбоку раздалось знакомое «цок-цок-цок» с легким пошаркиванием. Так мог ходить только один человек в Горменгасте – Флей. Хотя камердинер был давним недругом Свелтера, теперь шеф-повар облегченно вздохнул – в случае чего, Флей выручит… Но что-то тут не так, кажется, кто-то еще есть в комнате. Свелтер с радостью узнал алое платье Фуксии. Ну, теперь он точно не пропадет! Девочка проскользнула в комнату, даже не удостоив шеф-повара взглядом. Набычившись, Свелтер шагнул вперед, стараясь придать лицу как можно более суровое выражение.

Флей осторожно закрыл дверь и выжидательно встал за Свелтером. Притихшая было ненависть к камердинеру вспыхнула в душе главного повара с новой силой. «Хоть бы поздоровался, невежа!» – подумал повелитель кухни. Когда-нибудь он с ним рассчитается…

Флей тоже пришел по вызову – колокольчик зазвонил и в его комнате. Камердинеру тоже было неприятно соседство со Свелтером, тем более что после памятной зимней ночи он твердо уверился в мысли, что шеф-повар собирается убить его. Впрочем, сейчас Флей держался молодцом, понимая, что нельзя давать врагу даже намека, что он нервничает.

Постояв у двери, противники сделали несколько шагов вглубь комнаты. На мгновение глаза их, полные обоюдной ненависти, встретились. Каждого свербила одна мысль: насколько лучше было бы жить, коли враг отправился бы на тот свет.

Тем на менее оба были вышколенными придворными – к тому же пришли они в покои герцога совсем не для выяснения отношений. Как только они сделали первый шаг, развалившийся в глубоком кресле лорд Сепулкрейв победно посмотрел на них и захохотал, заухал, изображая свою излюбленную птицу. И Флей, и Свелтер инстинктивно попятились назад.

– Папа! Папа! – закричала Фуксия, смело бросаясь вперед. – Да будет тебе! Успокойся! В чем дело? Ну посмотри на меня! А? Что? Кажется, я понимаю, чего ты хочешь. Ну прошу, посмотри мне в глаза!

Но лорд Сепулкрейв словно не слышал голоса дочери. Вскочив с кресла, он бросился к камину и одним взмахом взлетел на широкую каминную доску, едва не опрокинув хитрой работы бронзовые часы. Усевшись на полке, аристократ удовлетворенно заухал, втягивая голову в плечи. По-видимому, с каждым днем он все больше вживался в избранную роль. Фуксия вздрогнула, но нашла в себе силы подойти к камину. Девочка не хотела признаваться себе самой, что случилось самое страшное, что отец тронулся умом. Тем не менее она не осмеливалась протянуть к нему руки. В самом деле, что придет на ум человеку, возомнившему себя хищной птицей?