Вера надеялась, что в непринужденной обстановке сумеет вызвать Журбу на откровенность. В свою очередь, надеялся на это и Николай. Когда Вера неожиданно и открыто заговорила с ним о происходящем ныне, Журба был озадачен: с одной стороны, это обрадовало его, но с другой — столь наступательная откровенность настораживала.

В свое время Поляков учил Журбу:

«Если видишь, что честный, наш человек, может попасть по своей неопытности в беду, — помоги ему».

«Даже если ты занят делом? — спросил Журба. — Даже если обстоятельства не позволяют?»

«Дело у нас у каждого свое, ты прав. Да цель-то общая! — ответил Поляков. И усмехнувшись, добавил: — А обстоятельства… Их надо создавать — это труднее, чем подчиняться им, но зато надежнее!»

… И вот Вера и Николай неторопливо шли Екатерининской и не знали, как заговорить о том, что волновало обоих.

А может, не только тайные причины соединили их в этот вечер? Может, это непреодолимая сила, правящая человеком с незапамятных времен, подтолкнула их друг к другу, заставляя теперь смущаться и краснеть?..

Быть может… Да только и в мыслях своих не допускали они подобного — они свято верили: нет и не может быть в мире силы, способной хотя бы отдаленно сравниться с силой революционного их горения. Им только предстоит еще убедиться, что существует в природе чувство, которое не умаляет самые высокие и чистые убеждения, и что имя этому старому как мир чувству- любовь. Не спрашиваясь, она приходит сама. Если, разумеется, вообще приходит…

Синематограф «Аполлон» манил к себе ярким светом электрических лампочек. Огромные красочные афиши кричали аршинными буквами:

«МОЛЧИ, ГРУСТЬ, МОЛЧИ!» Несравненная ВЕРА ХОЛОДНАЯ в салонной драме!!!

К окошечку кассы было не подступиться. Николай охотно променял бы духоту зрительного зала на прогулку по Приморскому бульвару, но, взглянув на Веру, отказался от этой так и не высказанной мысли: глаза девушки оживленно блестели, на лице читалось нетерпение. «Совсем девчушка, — подумал. — Девчушка, которая старается во что бы то ни стало казаться взрослой, но порой забывает об этом».

Попросив Веру подождать, он вклинился в толпу, разрезая ее крепким плечом. И почти тут же окошечко кассы захлопнулось. Разочарованная толпа отхлынула на тротуар, где уже ждали своего часа разбитные подростки: билеты они продавали втридорога. Журба одному из них сунул в руку деньги. К Вере он вернулся, помахивая над головой двумя билетами, и ответом ему была благодарная улыбка…

Они вошли в слабоосвещенный зал и сели на расхлябанные скрипучие стулья. Свет погас, невидимый в темноте тапер ударил по клавишам пианино, и зал наполнила тревожная музыка — это было как штормовое предупреждение: сейчас, сейчас распахнется перед вами во всей своей обнаженности чужая жизнь и вы забудете о себе, сольетесь с героями, сострадая их горю, ликуя их радостью… Ожил квадрат белого полотна, пристально и задумчиво глянули в темный зал с экрана огромные, сводящие с ума гимназистов, юных офицеров и провинциальных чиновников глаза Веры Холодной.

Николай первое время следил за происходящим на экране вполглаза, рассеянно и снисходительно — для таких ли, как он, эта буря в стакане воды! — но постепенно увлекся.

Когда закончился сеанс, люди из зала выходили притихшие, продолжая жить чужой судьбой. Уже скрылось солнце, но на улице было светло — южный вечер начала лета неспешен. Вера шла молча, потом негромко спросила:

— Хотите я расскажу вам о Вере Холодной?

— С удовольствием послушаю, — согласился Журба.

— Представьте себе такое: семья полтавского учителя, а после смерти его — жизнь у родственников, которые отдали ее в балетное училище Большого театра. Там, правда, пробыла она недолго. Потом гимназия… В семнадцать лет — замужество, и муж — неприметный чи-новник… Вот таким было начало — начало, которое для многих женщин становится концом. — Вера глянула на Журбу. — Знаете, в каком первом фильме она снялась?

Мобилизовав все свои познания в этой далекой для него области, Журба неуверенно ответил:

— Кажется, «Песнь торжествующей любви»?

— А вот и нет! — засмеялась Вера. — Еще в четырнадцатом году она снялась в «Анне Карениной». Но там она успеха не имела. Зато — потом!.. Только я вовсе за другое люблю эту женщину. Знаете, за что? — Не дожидаясь ответа, и, как Николаю показалось, не без вызова, сказала: — Она человек необыкновенный. В прошлом году ее расстреляли в Одессе. Расстреляли за то, что она была красной разведчицей!

— Вы очень неосторожны, Вера… — сказал старательно отбирая слова, Журба. — Время теперь такое, что нельзя вот так, в открытую признаваться… Ну, скажем, в симпатиях к разведчице красных. Кроме того, все, что вы сказали сейчас, — не более чем легенда.