Нынче в полдень, когда со стороны порта донеслись мощные взрывы, он, ничего не знавший о подготовленной диверсии, готов был бегом бежать отсюда — прямо в контрразведку. Если это дело рук Бондаренко и его группы, значит, ему не доверяют, значит, здесь он в ловушке! Но звериный инстинкт, безошибочно подсказавший истину, был заглушен сомнениями: а если взрывы — всего лишь результат несчастного случая, чьей-то небрежности? Тогда, покинув преждевременно Ушакову балку, он выдаст себя и оскандалится перед контрразведкой. И Аким покорно продолжал сидеть и чужом доме, вздрагивая от каждого шороха за его ненадежными стенами…

Когда стемнело, он плотно задвинул занавески на окнах и зажег лампу-трехлинейку. Сомнения не проходили — наоборот, усиливались, перешли в страх, заставляя гулко колотиться сердце… Странно, но он, весь обращенный в слух, не слышал, как открылась калитка, — лишь когда прозвучали осторожные шаги под окном, Афонин понял, что кто-то пришел.

Открылась незапертая дверь. Аким посмотрел на остановившегося у порога человека и неожиданно успокоился: незнакомый, прекрасно одетый, осанистый человек был перед ним. «Господи!.. — едва не плача от радости, подумал. — Сколько никчемных страхов, подозрений, впустую растраченных нервов! Все так, как говорил Журба, тот, кто должен прийти — пришел…»

— Здравствуйте! — сказал Аким. — Я заждался вас!..

— Меня ли? Кажется, вы не слишком осторожны!

— Ах да! — Афонин смущенно покачал годовой — На радостях я даже о пароле забыл!

Он назвал полученный от Журбы пароль и услышал отзыв. Все складывалось должным образом, и Аким подумал, что этот визит, кажется, поднимет его акции в ведомстве полковника Туманова еще выше. Чутье подсказывало: такой человек не может быть рядовым подпольщиком!..

— Мне сказали, что вы должны прийти с чем-то важным?

— Правильно сказали, — ответил пришедший.

Некоторое время он смотрел на Афонина, и с каждым мгновением взгляд его обретал все большую остроту.

— Вот вы какой, Дмитрий Афонин… Я представлял вас другим.

— Это имеет значение? — попытался шутить Афонин.

— Теперь уже — нет, не имеет, — серьезно ответил мужчина. И быстро, не оставляя времени на раздумья, спросил: — Полковник Туманов не знает, что вы здесь, не так ли?

Сердце Акима рванулось в груди и словно оборвалось, липкая, сосущая тошнота поднялась к горлу.

— Не понимаю, о чем вы…

— Понимаете! — жестко отрезал мужчина. — И знаете, что контрразведка вас теперь не спасет!

— Это какая-то ошибка! — захлебываясь от страха, воскликнул Аким. — Это чудовищная ошибка или клевета!

— Сказать, кого вы предали?..

«Бежать! — промелькнуло в сознании. — Еще можно… Бежать!» Аким шагнул назад, стараясь оказаться поближе к окну. Мужчина опустил руку в правый карман, и он понял, что бежать не удастся. Хрипло, с трудом ворочая одеревеневшим языком, спросил:

— Кто вы?

— Пытаетесь угадать, знает ли обо мне контрразведка? — усмешка была колючая, ничего хорошего не обещающая. — Отвечу: я — Петрович.

Аким понял, что в его распоряжении секунды. Поспешно, судорожно выталкивая застревающие в горле слова, заговорил:

— Не надо! Я могу все, что скажете! Мне Туманов верит! Все, что потребуется!

Он говорил безостановочно, нескладно, что-то обещал и в чем-то клялся, а немигающие, остановившиеся его глаза были прикованы к чужой руке: ему чудилось, что до тех пор, пока оружие остается в кармане, еще есть шанс выжить…

Плоский никелированный смит-вессон глянул на него своим черным глазом, и последняя надежда исчезла. Почувствовав, что задыхается, Аким рванул на груди рубашку, но легче не стало. Он попытался закричать, но лишь хриплый стон вырвался из пересохшего горла. Какой-то странный, искрящийся свет вспыхнул перед глазами, растворяя в себе комнату и весь безбрежный мир. Он успел еще удивиться, что не слышит выстрела, а потом рухнул на грязный пол…

Астахов подошел к нему, ничего не понимая.

Аким был мертв — страх опередил выстрел, сделал его ненужным.

В полночь хозяин лайбы разбудил Журбу. Бондаренко был уже на ногах.

— Возница — человек надежный, — сказал рыбак, упираясь головой в потолок кубрика. — Но лишнего ему знать все ж не следует…

В темноте, тесно держась друг друга, они пошли по узким, прогибающимся доскам причала.

Легкая линейка с выгнутыми над колесами крыльями, запряженная парой лошадей, стояла у самого берега. Пожелав счастливого пути, рыбак растаял во тьме.

Покачиваясь на рессорах, линейка миновала спящие хаты. Почувствовав под копытами мягкую пыль проселочной дороги, лошади перешли на рысь.