Удрученные партизаны расселись на телеги.

– Садись рядом! – пригласил Сергей Алексея.

Со стороны парочка смотрелась довольно интересно: полицай и немец, разговаривающие по-русски.

– Спасибо тебе! – сказал Сергей.

– Мне? – удивился Алексей.

– Конечно. Банду-то ты уничтожил. Она то в одном селе грабила, то в другом – никак прищучить ее не удавалось.

– Когда они в первый раз приходили, их шестеро было. Трое сегодня подорвались, двоих я после вчерашней перестрелки на поле нашел, оттащил подальше в кусты. Итого – пятеро. Один еще где-то прячется.

– Один – не шестеро.

– Если он главарь, других подручных себе найдет.

– Все равно вычислим и уничтожим. Склад вот только до слез жалко.

– Это – да! Столько народного добра пропало!

– И главное – взять неоткуда, магазинов-то нет. Сапоги – ценность великая, с убитых немцев снимаем! Тьфу, самим противно – как мародеры!

– Нам выжить надо. Любой ценой выжить и победить.

Так, за беседой они и доехали до Крюкова. Здесь, в селе, обоз незаметно рассосался: одна телега в проулок, другая – на поперечную улицу… К дому старосты Овчинникова только одна телега с Сергеем и Алексеем добралась.

Они поднялись на крыльцо. Сергей постучал особым образом: три удара – перерыв, два удара – перерыв, и снова три удара. Дверь открылась.

– Заходите!

Когда староста дома при свете керосиновой лампы разглядел лицо Алексея, он спросил:

– Что-то случилось?

– Случилось. Склад сгорел подчистую.

– Неаккуратно со свечой обращался?

– Если бы! Банда дезертиров принесла канистру бензина – склад поджечь хотели. Подорвались на моей мине. Сами погибли, но склад сожгли.

– Ох, беда какая! Жаль, жаль! Там ведь имущества на все партизанские отряды области хватило бы.

– И провизии, – подтвердил Алексей.

– Надо было за этих гадов серьезнее браться. Только вот сил не хватает. Часть людей в лесах, в деревнях – один-два человека. Что они с бандой сделают?

– Банда не вся полегла, один остался. По описанию – главарь и есть.

– Банда сильна, когда их много. Описание бандита знаем, всем нашим, которые в полиции служат, сообщим. Не уйдет.

– Мне бы с раненым поговорить, – попросил Алексей.

– Это можно устроить, но только утром. Немцы патрули по ночам усиливают, как бы не влипнуть. Комендантский час с восьми вечера до шести утра, стреляют без предупреждения.

– Подождем.

– Кушать будешь?

– Не откажусь.

Вмешался Сергей:

– Так. Я не нужен, Петр Васильевич?

– Ступай, отдохни.

Сергей ушел.

Староста сел за стол, обхватив голову руками:

– М-да, мое упущение. Понадеялся, что склад хорошо замаскирован, часовой – то есть ты – при нем неотлучно. А надо было охрану на дальних подступах ставить, не случилось бы пожара.

– Чего теперь локти кусать? Сделанного, вернее – не сделанного, не вернешь.

– Верно.

Староста налил большую миску куриной лапши и вручил Алексею деревянную ложку.

– И так склад здорово выручил. Многих обули, запас консервов сделали… Да ты ешь, ешь!

Алексей поел, сидел осоловевший.

– Ложись, отдохни. Ты ведь каждую ночь не досыпаешь.

Алексей прилег и мгновенно уснул.

Часа через три, когда рассвело, его разбудил староста.

– Умойся, форму щеткой почисть – пыль да сажа кое-где есть. Сейчас Сергей тебя к Петрову отведет.

Алексей привел себя в порядок, осмотрел в зеркало.

Сергей – в телеге, с повязкой «Полицай» на рукаве уже ожидал его. Несмотря на бессонную ночь, выглядел он как огурчик.

– Сидайте, господин немец, живо домчу.

Они поехали в соседнее село, где лежал у фельдшера Петров. Когда встречались на дороге селяне, они украдкой плевались и сквозь зубы ругались, думая, что Алексей если и слышит, то не понимает по-русски.

– Ворогу продался, змеюка подколодная, а еще на МТС работал, в активистах был.

Про Алексея молчали: враг – он и есть враг. Предатель в народных глазах выглядел презреннее, ниже, более гнусно.

Но Сергей вел себя спокойно, как будто не в его адрес летели проклятия.

Когда выехали за село, Алексей спросил его:

– Как ты терпишь?

– Мне-то ладно, брань на воротах не виснет, а вот жене и детям каково? Всем ведь не объяснишь, что я по заданию подпольного обкома партии в полицаи подался. Вот все думаю: лучше бы в партизаны ушел, хоть позора не было бы. Война рано или поздно закончится, как людям в глаза смотреть?