Но самый большой вред обороноспособности страны нанесла так называемая территориально-милиционная система, которую ввели еще при Троцком из соображений все той же экономии, чтобы не содержать кадровую армию. В соответствии с волей тогдашних «военных вождей» (Троцкого, а потом и Фрунзе) люди служили в армии на сборах недалеко от места жительства. Срок службы составлял в общей совокупности 8 месяцев в течение 5 лет. Этого явно не хватало для того, чтобы подготовить хоть сколько-нибудь умелого солдата. Потихоньку, правда, вводились кадровые дивизии, но в 1939 году они составляли всего 26 %, а во внутренних округах их вообще не существовало.

Есть одно характерное высказывание Г. К. Жукова: «Наши территориальные дивизии были подготовлены из рук вон плохо. Контингент, на котором они развертывались до полного состава, был плохо обучен, не имел ни представления о современном бое, ни опыта взаимодействия с артиллерией и танками. По уровню подготовки наши территориальные части не шли ни в какое сравнение с кадровыми. С одной из таких территориальных дивизий, 82-й, мне пришлось иметь дело на Халкин-Голе. Она побежала от нескольких артиллерийских залпов японцев. Пришлось ее останавливать всеми подручными средствами».

Вот уж сэкономили так сэкономили! Но, может быть, и впрямь не на что было армию содержать? Ведь ситуация в экономике и в самом деле была тяжелая. Это, конечно, так. Однако, скажите на милость, какого лешего тогда большевики тратили грандиозные средства на Коминтерн? На эту организацию в 20-е годы проливались настоящие золотые потоки. В принципе Коминтерн являлся подобием государства в государстве с соответствующим финансированием. У него была даже своя разведка, скромно именуемая Отделом международных связей (ОМС). И сей отдел имел собственный штат оперативных работников, шифровальщиков, курьеров, радистов. Умельцы из ОМСа могли изготовить любой фальшивый документ — от паспорта до секретного постановления. Представитель из ОМСа курировал деятельность всех компартий, причем его настоящего имени не знал никто. В 20-е годы ОМС имел такой же статус, как и Разведывательное управление Генштаба РККА и Иностранный отдел ГПУ. Именно через него осуществлялось финансирование зарубежных компартий — за счет русских рабочих и крестьян, а также их рабоче-крестьянской армии.

Причем порой денежки на «мировую революцию» присваивались некоторыми ее предприимчивыми творцами. В 20-е годы один из таких махинаторов, Любарский (числящийся сотрудником Наркомата иностранных дел), из 750 тысяч лир, предназначенных для Итальянской компартии, вручил ей всего лишь 288 тысяч. Он же куда-то истратил 124 487 тысяч шведских крон. Литвинов предложил для Любарского «страшное» наказание — объявить выговор. Но с ним обошлись еще более «круто» — его исключили из партии.

Сталин в 1935 году прекратил всю эту халяву, запретив финансирование компартий. Отныне на жалованье сидел только аппарат Исполкома Коминтерна, находившийся в Москве. Это было нужно для того, чтобы руководить самими компартиями, используя их в интересах СССР. И характерное совпадение — Сталин же превратил РККА в настоящую кадровую армию, введя в 1939 году всеобщую воинскую повинность. Но для этого ему нужно было основательно почистить военную верхушку, с которой не имело смысла начинать никакие преобразования. Такая армия, которая была создана в 20-е годы, могла породить только бездарей. Точнее сказать так — именно бездари ее и породили, став за время существования данной квазиармии еще бездарнее.

Репрессировать руководство такой армии значило не ослабить ее, а усилить. Новые выдвиженцы, возглавившие РККА после сталинских чисток, такие, как Жуков, Рокоссовский, Конев, были не в пример перспективнее, чем тухачевские, якиры, дыбенки и блюхеры. Хотя бы уже тем, что не были так долго на высших руководящих постах в столь дрянной, «троцкистской» армии.

Сталинские же чистки только укрепили РККА. В кадровом отношении мы имели в 1941 году армию лучшую той, что существовала до 1937 года. И ее создал в 1939–1941 годах Сталин, использовавший передышку, которую ему дало советско-германское сближение.

В те же годы он перевел армию на кадровую основу, создав систему «армий прикрытия» (186 дивизий, из них 16 представляли собой дивизии второго стратегического эшелона). Именно в их зоне Гитлер притормозил свой бешеный натиск и вынужден был отказаться от идеи молниеносной войны (блицкрига), на которой и строилась вся его стратегия.

Кроме того, за два предвоенных года Сталиным была укреплена промышленная база в глубинных районах страны. Между Волгой и Уралом он создал нефтяную базу — Новое Баку. В Сибири и на Урале возвел заводы-дублеры, выпускающие продукцию машиностроительной, химической и нефтеперерабатывающей промышленности. Расширил Магнитогорский металлургический комбинат и завершил строительство Нижнетагильского металлургического завода.

Итак, мы имели в 30-е годы две группировки одинаково бездарных военных руководителей. Никакое иное руководство в такой армии возникнуть и не могло. Ни Ворошилов, ни Тухачевский ничего дельного для нашей обороны предложить не смогли бы. Но устранять и тех, и других у Сталина возможности не было. Это означало бы действительно обезглавить армию, а без головы (даже самой дурной) не проживешь. К тому же, и это наиболее важно для темы нашего разговора, Ворошилов сохранял личную преданность Сталину, в то время как Тухачевский был в оппозиции вождю.

Группа Тухачевского вовсе не была группой профессионалов, оппонирующих «тупому» Ворошилову, это мы выяснили выше. Она даже не была группой карьеристов, борющихся за власть. У Тухачевского и его друзей была собственная политическая платформа.

Она представляла собой некую особую версию марксизма. Согласно ей авангардом революции становился не рабочий класс и даже не коммунистическая партия, а «пролетарская армия». Тухачевский хотел милитаризировать страну, жестко подчинив все сферы ее жизни интересам армии. Еще в декабре 1927 года он предложил Сталину выпустить в следующем году 50–100 тысяч новых танков. В. Суворов (Резун) по этому поводу обрушил на Тухачевского поток иронии, подробно расписав, к чему привела бы реализация этого гениального замысла. Но, как мне кажется, особой необходимости в этом не было. Любой думающий человек сразу поймет всю нелепость данного плана. Страна ведь еще даже не приступила толком к индустриализации, а 50 тысяч — это количество, которое позволила себе советская танковая промышленность за весь послевоенный период (имеется в виду, конечно, Великая Отечественная война).