«Пресвятая Богородица! – сказал он себе. – Она не собирается опускаться до разговоров с простыми людьми».

В глазах Родни сверкнула жесткость и, глянув на Энни, он сказал:

– Рождественский дед подарит тебе еще кое-что. Я виделся с ним сегодня днем, и знаешь, что он мне сказал?

Энни отрицательно замотала головой. Ее темно-зеленые глаза, словно два озерка, с обожанием уставились на врача.

– Он сказал, что направляется в Африку на поиски черного малыша для Энни Ханниген!

– Черного малыша?

– Да. С кудрявыми волосиками, – довольно хмыкнул Питер.

– Доктор! Это очень щедро с вашей стороны. Красивый подарок, – мягким голосом поблагодарила врача Кейт.

– Вздор! – переводя взгляд на нее, заявил Родни Принс.

– Нам надо идти, – заторопилась Кейт. – Всего хорошего, доктор Дэвидсон! Всего хорошего, доктор Принс! Спой им «Доброй ночи, веселого Рождества», Энни.

Девочка неожиданно обвила своими ручками шею Родни. Ее губки звонко его чмокнули, и Энни радостно рассмеялась:

– Ваша борода щекочет.

– Спокойной ночи, – еще раз попрощалась со всеми Кейт и почти насильно оттащила дочь к Алеку, который, стоя чуть в стороне, бросал на них недовольные взгляды.

Родни и Питер пошли вверх по ступенькам лестницы, ведущей к ложам. Поцелуй Энни странно взволновал доктора Принса и вновь всколыхнул в его душе застарелое желание иметь собственных детей. Боже правый! У него будет ребенок! Он заставит жену родить ему ребенка!

– Кейт превратилась в весьма импозантную девушку, – сказал Питер Дэвидсон. – Толмаше постарались, чтобы ей хорошо у них жилось. Я слышал, что у старого Бернарда имеются планы касательно ее будущего. Думаю, этот брак им совсем не понравится.

– Этот молодчик похож на мрачного беса. Не думаю, что, выйдя за него, Кейт обретет счастье.

– Не вижу тому помех. Даже самые необычные, неподходящие друг другу, на первый взгляд, пары оказываются на поверку самыми прочными. В любом случае, он станет отцом ее ребенку, а это что-нибудь да значит.

Глубокая, непонятная грусть прокралась в сердце Родни. Новая грусть… Новая пустота… Уже длительное время доктор Принс мучился осознанием того, что кроме его работы у него ничего не осталось. Но, оказывается, у него еще осталось кое-что, что может быть отобранным злой судьбой.

«Он станет отцом ее ребенку…» – повторил Родни про себя.

Поездка

Пегги Дэвидсон сидела, чуть сгорбившись, на кривобоком пуфе перед камином, между своим мужем и темноволосым, мрачным мужчиной, который по какой-то странной прихоти судьбы стал частью их жизни. Суетный день почти подошел к концу. Последние два часа они сидели и вели неспешную беседу, то и дело подолгу замолкая.

Время блаженного ничегонеделанья подходило к концу. Пегги Дэвидсон уже надо было подниматься и ехать в Джероу, но перед этим она решила в последний раз вернуться к теме, которую время от времени поднимала на протяжении всего вечера.

– Почему ты такой упрямый, Родни? К чему тебе ехать сейчас домой? Ты можешь позвонить миссис Саммерс и сказать, что остаешься у нас на ночь, а завтра к обеду будешь дома. Глупо возвращаться в такой день домой, если тебя там никто не ждет.

– Меня все равно не удастся переубедить, – заявил Родни. – Если я останусь, старина Питер пропустит всенощную, а я весь вечер проведу, как на иголках, раскаиваясь в том, что своим эгоистичным поведением ставлю под угрозу спасение его бессмертной души.

Рассмеявшись, доктор Принс добавил:

– После этого лицо отца О’Молли будет неделями являться мне в ночных кошмарах.

– Почему он глупит? – спросила Пегги у мужа.

Тот рассмеялся серьезности, с которой был задан этот вопрос.

– И впрямь, не глупи, Родни, – продолжила Пегги. – В Джероуской церкви другой приходской священник. Если ты познакомишься с отцом Паттерсоном, то изменишь свое предубеждение относительно священников.

– Что касается одного конкретного священника, то мое отношение к нему непоколебимо. За прошлый месяц я имел дело с тремя случаями детской истерии. Я разобрался во всех случаях и пришел к выводу, что в основе их нервозности и ночных кошмаров лежит страх перед адом и мучениями грешников, который этот идиот вложил в их маленькие головки. К сожалению, их родители – консервативные католики и не склонны соглашаться, что в состоянии их детей повинна церковь. Бесполезно учить этих темных людей азам психологии. Свой страх и суеверия они считают верой. Этот человек думает, что проповедует, а на самом деле его следовало бы привлечь к ответу.

– Последний стаканчик не пошел тебе впрок, – рассмеялся Питер.

– Ты и сам знаешь, что я прав, – вполне серьезно заявил Родни, подавшись вперед из глубокого кожаного кресла. – Вы – католики и люди просвещенные, но, думаю, и вам некоторые догматы веры внушают страх.

– Совсем напротив, – не согласился Питер. – Есть такие люди, которые предрасположены к нервным расстройствам, и религия здесь ни при чем.

– Я, Родни, всегда находила утешение в вере, – торжественно заявила Пегги. – Я никогда не боялась священников, как раз наоборот.