В ответ на эти два приема мы устроили на крейсере бал. Пригласили береговые власти, морские и сухопутные, с женами и дочерьми, а с Северной эскадры — командиров и все кают-компании. Набралось человек 150 с дамами. На крейсере верхнюю палубу убрали флагами, цветами, бьющими фонтанами (обычно это делается на судах: брандепойтные пипки замаскировываются цветами, а к ним приводятся шланги от паровых помп, действующих весь вечер); из матросских коек, покрытых флагами и коврами построили у бортов мягкие диваны; в кают-компании были сервированы столы с угощениями, тортами, закусками, винами и лимонадами для танцующих, а в моей столовой — для высших чинов. Вся верхняя палуба была иллюминована электрическими лампочками; на полуюте была устроена гостиная, на шкафуте помещался наш оркестр, и, наконец, оба прожектора бросали лучи вдоль наших мачт, освещая наш крейсер для подъезжающих гостей.

Дирижировал лейтенант Армфельд, приводя в восторг публику, изобретая массу невероятных и забавных фигур в котильоне, его достойными помощниками были два ловких танцора: мичмана Бибиков и Голубев. В антрактах наш оркестр играл оперы и другие серьезные пьесы, а наши офицеры в столовой угощали дам, от вин они отказывались, ссылаясь на крепость, но охотно набрасывались на ледяной, сладкий, с апельсинами, предательский крюшон, в котором, кроме шампанского, были намешаны разные ликеры. Незаметно все дамы стали очень веселы, и на последнюю мазурку с фигурами кавалеры были только наши офицеры, т. к. из французов никто ее не умел танцевать, но дамы расхрабрились и прыгали, как трясогузки; вышли на палубу полюбоваться старые адмиралы и капитаны, проводившие время в столовых за вином и сигарами. Дамы уехали домой с котильонными подарками (веера, бомбоньерки, ленточки разных цветов с золотой надписью «Герцог Эдинбургский», букеты цветочные с длинными лентами и прочие) и букетами. Видимо, все остались довольны. Несколько молодых офицеров остались ночевать в мичманских каютах, так как были «очень трудны», как выражались наши вестовые.

У консула de Keross’a также был один прием по случаю крестин внука — младенца Gui. Кроме молодых родителей и ближайших родственников, приглашены были я и несколько наших офицеров. За обедом принесли на подушке нарядно разодетого, в кружевных пеленках, новорожденного младенца и предложили старшим из родственников, а также и мне покачать его на руках. Затем от его имени все присутствующие получили на память изящные бомбоньерки с конфетами с именем Gui, заказанными нарочно в Париже. Торжество закончилось домашним концертом.

Через три недели я 20 октября ушел в Виго. В океане было ясно, прохладно, дул слабый SW. Среди Бискайской бухты задул слабый NO и дал возможность идти под парусами. Молодые матросы, стоя на снастях, внимательно следили за всеми маневрами парусного плавания; ход был небольшой, 6–7 узлов; для практики учеников ставили бом-брасели, то их убирали, а на ночь закрепили брамсели и взяли один риф у марселей. На следующий день к ночи, обогнув Финистерре, я лег вдоль испанского берега. Утром взошло из-за гор яркое испанское солнце и осветило зеленые берега, наш высокий рангоут и белые паруса; на палубе стало тепло, офицеры вышли наверх в белых кителях полюбоваться живописным берегом; от него доносился аромат цветущих «оранче»— апельсиновых деревьев, и слабый звон церковных колоколов. Ветер стих, и я пошел под парами отыскивать вход на рейд города Виго. Старший штурман капитан Шольц легко нашел этот вход, так как бывал здесь уже не первый раз (Прекрасный штурман, весьма уважаемый и любимый в кают-компании офицер. В 1905 г. 15 мая, на следующий день после Цусимского боя, убит снарядом на «Дмитрии Донском» у острова Дажелет). Обойдя высокий остров, закрывающий вход, я вошел на обширный (длиною до 7 миль) рейд города Виго.

По обоим берегам его, на фоне яркой зелени апельсиновых рощ и камелий, белели городки, селения, деревенские церкви и кое-где живописные развалины старинных замков. Один из них «el Gastillo» венчает вершину обрывистого утеса отдельного острова, лежащего у входа с океана на рейд. Впоследствии по праздникам мы устраивали экскурсии в этот замок, принадлежавший какой-то русской графине, проводящей зимний сезон в Мадере. У самого города отдал якорь и отсалютовал испанскому флагу. Ответ получил с береговой батареи, а с одинокой канонерки, стоявшей в гавани, приехал лейтенант (он же и командир судна) и поздравил с приходом. У городской стенки под краном стояло несколько пароходов, грузившихся оливой и местными сардинками.

Вскоре к нам приехал консульский агент Sr Mehapio, поздравил с приходом и предложил свои услуги. Сам консул El Condedetorro-Cederia, больной старик, по судам не ездит и носит консульское звание больше для рекламы. Занимаясь крупными коммерческими делами, к старости он разбогател, приобрел большое имение и графский титул, которым он очень гордился. Но семья его очень симпатичная, впоследствии мы с нею близко познакомились. Два взрослых сына часто бывали у нас на корабле, исполняя за отца консульские обязанности. Старая графиня и красавица дочь всегда приветливо принимали у себя наших офицеров.

В дальнем плавании. 1890-е гг.

Виго — порт теперь лишь коммерческий. Но в окрестностях города расположена армейская бригада, ею командует генерал Enrico Ноге, которому я сделал визит; ответив мне на следующий день, он был очень доволен, получив салют в 11 выстрелов. Городок Виго служит ныне лишь коммерческим вывозным портом. Прежнее значение этого обширного рейда как оперативной базы могущественного некогда испанского флота теперь пропало, в особенности после несчастной войны с Северной Америкой (1898 г.) и потери колоний и флота.

Местное общество отнеслось к нам весьма радушно: мы получили приглашения в офицерское казино, в городской и коммерческий клубы, к мэру города, в городскую библиотеку и другие общественные учреждения города. Затем через дом консула офицеры завели знакомства с многими семейными домами, и вскоре наша кают-компания по воскресным дням стала наполняться гостями, чаще всего к завтраку или к обеду, когда играл наш оркестр, управляемый энергичным виртуозом Пушкиным. Мелодичные мотивы различных опер и пьесы испанской музыки («Кармен» Визе, «Тореадор и андалузка» Рубинштейна, различные «хоты» и проч.) привлекали туда публику; концерт заканчивался обычно испанским национальным гимном, приводящем публику в восторг: с берега посылались на крейсер аплодисменты, крики «ура», «Evviva Russia» и проч. Впоследствии городской мэр просил отпускать наш оркестр играть в городском саду по большим праздникам. Наш капельмейстер и музыканты охотно играли, но от платы они отказывались, принимали лишь от города угощение.