От косяка его разморило, и он попытался уснуть. К этому времени свет уже пробивался сквозь занавески, и Юзи ощущал дисгармонию с миром. Мозг все перемалывал и перемалывал мысли; по телу как будто пустили мощный электрический ток. Привычная галерея образов обступала его, перемешивалась, складывалась в новые сочетания, меняя картинки, как бойцов в командном реслинге: Бюро, Либерти, «Корица», убитые им люди; операция «Смена режима», Авнери, Галь; Надим Сам Каакур, Рам Шалев. Потом, еще глубже в прошлом, его сын, Нехама, родители. Солнце поднималось в небе, но Юзи кутался в одеяла, мечась в поисках облегчения.

А потом пришло время обеда, и Юзи, вытащив себя из постели, заказал его в номер. Может, сегодня тот самый день? Либерти объявится и даст ему новую работу? Он нуждался в действии, в каком угодно, лишь бы вырваться из этого уничтожающего круга мыслей. Юзи съел обед, просматривая израильские новостные сайты и почесывая затылок. Сегодня писали о неудавшемся покушении на иранского ученого, предпринятом три месяца назад. Ученый этот, утверждалось в газете, проводил биологические исследования и не участвовал в ядерном проекте. Как и говорил Авнери, о смерти Рама Шалева не забывали. Появился новый — очередной — анализ нападения террориста-смертника с анимированными картами иерусалимской гостиницы и любительской видеозаписью взрыва. Появились новые — очередные — статьи в память о Шалеве. Его фотография, фотографии с похорон. Сцену подготовили, но где деньги? Уже скоро, повторял Авнери, уже скоро. Не сегодня завтра Юзи проснется знаменитым. И если через неделю денег не будет, он станет вести себя менее вежливо.

После обеда Юзи включил телевизор, подумывал позвонить Галь, но телефон так и не взял. Действие, черт побери. Ему нужно действие. Он выкурил еще один косяк и наконец уснул на час. Потом проснулся. Два фильма по кабельному, в ряд; пачка сигарет. Еда в номер. К тому времени, как Юзи выключил телевизор и в комнате наступила тишина, о какой он почти забыл, на улице смеркалось. Дни мелькали, а его жизнь стояла на месте как замороженная. Чересчур взвинченный, чтобы выходить из дома, чересчур усталый, чтобы спать, он сидел в комнате, а дни шли мимо, один за другим, не останавливаясь ни на миг, толкая вперед все, кроме него. Такую жизнь он с готовностью принимал, когда много лет назад вступал в ряды Бюро. Жизнь ради идеала, ради удобного случая, ждать которого он мог сколько угодно долго. Жизнь разведчика. Но те времена миновали. На самом деле это ущербное существование, эта полужизнь, в которой никто уже не знал правды — в которой он сам почти забыл, как различать правду и ложь, — оказалась бледнее, бессмысленнее и тоскливее, чем он мог себе представить.

Было, наверное, около шести вечера, когда в дверь постучали. Несколько секунд Юзи сидел неподвижно, потом встал, схватил «рорбау» и выключил свет. Он передернул затвор, раздался двойной металлический щелчок. В глазок никого не было видно. Лоб сделался липким от пота. Юзи открыл дверь.

— Боже мой, — сказала Либерти, проскакивая мимо него в комнату. — Включи свет. Успокойся. Зачем ты вообще его выключал?

— Это что, допрос?

— Я видела, как он погас. Это Моссад тебя научил? Выдавать себя?

— Того, кто в темноте, труднее подстрелить. Я не собирался играть в игры.

— О, вы только посмотрите, — сказала Либерти, беря в руки его пистолет. — Полная боевая готовность. — Она вынула патрон из патронника. — У тебя нервишки шалят, Юзи. Даже не пытайся отнекиваться.

— Ты меняобвиняешь?

Юзи проверил коридор; насколько он мог видеть, Либерти явилась одна. Он закрыл за ней дверь. Либерти села на постель и надела бейсболку. Только теперь Юзи заметил, как она изменилась. Ни изысканного платья, ни драгоценностей. Сегодня на ней были джинсы, кроссовки и толстовка с капюшоном. Она выглядела моложе, гораздо проще. И, как ни странно, привлекательней.

— Не смотри на меня так, — сказала Либерти, — подойди и сядь, черт возьми.

— Ты выглядишь иначе, — сказал Юзи, догадываясь, что озвучивает очевидное. А про себя думал, не пришла ли она его застрелить.

— У меня сегодня выходной. Это светский визит.

— Светский?

— Я же сказала. Сядь наконец. Хотя нет, сначала оденься.

Юзи, который был в одном нижнем белье, натянул джинсы и рубашку. Потом сел и нахмурился.

— Не прошло и полугода. — Либерти сняла кепку, тряхнула волосами и надела ее снова. — Слушай, — сказала она, — для тебя назревает серьезное дело. Новые горизонты. Интересная работа, жирный бонус. И я подумала, почему бы нам не развеяться. Сбежать от всего этого. Забыть о проблемах, как говорится. А потом с новыми силами за дело.

— Что за работа?

— Я не буду говорить о ней сегодня. Сегодня расслабляемся. Прочищаем систему.

Юзи ничего не ответил. Что это значит? Ловушка? Возможно, она пришла, чтобы убрать его, но это было бы странно. Зачем ей делать это лично? Либерти рассмеялась, и ее темные глаза сверкнули под кепкой.

— Да расслабься ты, — сказала она, будто прочитав его мысли. — Перестань меня подозревать, ладно? Я просто люблю веселиться. Делу время, потехе час… — Она умолкла на полуслове и прочла пришедшее на телефон сообщение. Потом снова переключила внимание на Юзи. — Делу время, потехе час, — повторила она и улыбнулась.

— Куда идем? Сейчас?

Либерти придвинулась ближе.

— Это сюрприз.

— Не люблю сюрпризов.

— Брось, Юзи, остынь. Ты больше не шпион. Ты сам себе хозяин.

— Хватит играть, Либерти. Просто скажи, куда мы едем. Я не могу рисковать.

— Боже мой, — сказала Либерти. — Знаешь, я за тебя беспокоюсь. Не хочу, чтобы ты съехал с катушек. Ты мне нужен.

— Съехал с катушек?

— Ага. Шпионский синдром. Я хочу сказать… посмотри, как ты открывал дверь, посмотри, в каком состоянии эта комната.