Повисла небольшая пауза.

— Ну, что же, я думаю, это возможно, — сказал, наконец, капитан.

— Да о чем речь! — воскликнул старпом.

— Устроим в лучшем виде, — сообщил главный электромеханик.

— Будете как у Христа за пазухой, — заверил старший механик. — Пущай эти зулусы только сунутся… Василий Егорыч, — он перевел взгляд на капитана, — может еще по маленькой?

На столе появилась новая бутылка и разнообразные закуски. Через два часа я почувствовал, что окончательно съезжаю с дивана. Под столом к тому времени уже скопилось пять пустых бутылок. Аданешь только пригубливала, а я старался пить наравне с моряками. Тут я, конечно, просчитался. Перепить моряка — все равно, что перепеть соловья, то есть практически невозможно.

— А хотите, мы вам покажем корабль? — предложил Степан.

— Хотим, хотим! — закричала Наташа, захлопав в ладоши.

Надо сказать, что я впервые оказался на настоящем морском судне, Аданешь, думаю, тоже. Поэтому мы с радостью согласились. А мне так вообще не мешало сделать небольшой перерывчик и проветриться.

Для начала мы посетили святая святых — капитанский мостик, расположенный на самом верхнем этаже надстройки. Больше всего меня поразило то, что корабельный штурвал против ожидания оказался неестественно маленьким, меньше автомобильного руля. Обзору слегка мешали торчащие прямо перед капитанским мостиком погрузочные колонны, но, в целом, вид отсюда открывался поистине великолепный. С одной стороны — багровое солнце, слегка касающиеся, малиновых гор; с другой стороны — синее море, постепенно темнеющее к горизонту и, в конце концов, сливающееся с таким же темным небом.

Потом мы спустились в машинное отделение — вотчину Виктора и Степана. Главный электромеханик, уже успел нас покинуть, и нашим экскурсоводом сейчас был только Степан. В машинном отделении стоял такой невероятный шум, что приходилось кричать, чтобы услышать друг друга.

Мы стали подниматься по крутым лестницам, пока, наконец, не забрались на такую высоту, что вниз было жутко взглянуть. Степан толкнул небольшую металлическую дверку, и мы, выйдя на воздух, оказались на крыше корабельной надстройки. Оглянувшись, я обнаружил, что вышли мы прямо из трубы. Точнее, из того возвышения на самой макушке корабля, из которой идет дым, и мы принимаем всю эту конструкцию за трубу. Как оказалось, сама труба занимает меньшую часть этого похожего на гребешок кожуха, внутри которого еще много всяких приспособлений и лесенок. Перед трубой возвышались еще несколько уровней главной надстройки, где, в частности, находилась каюты старшего состава, в том числе и капитана, а так же капитанский мостик.

Солнце уже успело скрыться, и на порт опустились сумерки. На мачтах зажглись фонари, создавая иллюзию праздника. Мы поднялись по внешним трапам еще на несколько пролетов и вскоре вернулись обратно в каюту капитана.

Пьянка длилась долго.

Я проснулся оттого, что кто-то настойчиво теребил меня за ухо. Глаза открылись только с третьей попытки. Надо мной, прижимая к губам палец, склонилась Аданешь. В каюте было темно, но света, проникавшего через иллюминатор, хватало, чтобы увидеть, как она напугана. Рядом стояла Наташа

— Что случилось? — прошептал я.

— Нас нашли, — чуть слышно ответила Аданешь.

— Кто?

— Афарцы! Я встала, чтобы сходить… ну, в общем, ты понимаешь… и услышала какой-то шорох. Прижала ухо к двери и отчетливо услышала, как один афарец сказал другому: «Они здесь!» Ну, я выждала немного, потом схватила Наташу и к тебе.

— А где я?

— Где-где… Пить надо меньше! В каюте, на корабле. Помнишь? А мы с Наташей в соседней каюте были. Короче, времени нет. Давай, поднимайся.

— Постой, а с чего ты решила, что это афарцы? — запротестовал я. — Ты что, знаешь афарский?

— Они говорили на тигринья. Да и вообще, не все ли равно. Или ты думаешь, будто это механики так напились, что теперь разгуливают по кораблю, беседуя друг с другом на неведомом им ранее африканском языке?

Я помотал головой.

— Главное, они знают, что мы здесь, — продолжала шептать Аданешь, — и, рано или поздно, они нас найдут. Надо бежать.

— Сколько времени?

— Не знаю. Уже светает.

— Ладно, — сказал я, поднимаясь. — Где мой кофр? А, вот он. — Я достал фотоаппарат и привел его в боевое состояние. — Пошли.

Мы на цыпочках вышли из каюты и двинулись вдоль длинного коридора к выходу. Неожиданно прямо перед нами возник афарец. Одетый во все черное, с черным лицом, он производил жуткое впечатление. В руке у него что-то блеснуло. Я навел на него фотоаппарат и нажал на кнопку спуска. Раздался громкий пшик, и афарец схватился за глаза. До него было метров пять, и струя слезоточивого газа едва достала его.

Для верности я запустил ему в голову, ставшим теперь уже ненужным, фотоаппаратом и крикнул:

— Бежим!

Мы припустили со всех ног в обратную сторону. Выскочив наружу, мы оказались возле шлюпбалок, как раз там, где стояли накануне во время прогулки по кораблю, когда вышли из «трубы». Возле дальней шлюпки мелькнул силуэт второго афарца.

— В трубу! — скомандовал я.

Мы повторили маршрут вчерашней экскурсии, только обратном направлении. Бежать вниз по крутым лестницам было сложно и, я бы даже сказал, небезопасно. Низкие перила не внушали уверенности, и стоило посмотреть вниз, как взору открывалась пропасть, высотой, наверное, с пятиэтажный дом, откуда доносился оглушительный рев работающего двигателя. Первый афарец, получив порцию едкого газа и оглушенный тяжелым фотоаппаратом, где-то отстал, зато второй был совсем близко. На очередном пролете мы нос к носу столкнулись со Степаном, одетым в грязную синюю майку и рваные джинсы.