— Это они, — прошептала Аданешь.

Машина сопровождения резко сбавила скорость и пропустила нас вперед. Я с тревогой посмотрел на Аданешь.

— Они знают, что делают, — сказала она.

— Я в этом не сомневаюсь. Вопрос только… что, если они не справятся?

Аданешь бросила на меня быстрый взгляд и до упора втопила в пол педаль газа. «Фольксваген» с моряками, развернувшись, перегородил дорогу. Послышались далекие хлопки выстрелов.

Некоторое время мы ехали молча. Аданешь, в очередной раз посмотрев в зеркало заднего вида, напряглась. Я заметил, как сжались ее губы, и обернулся. «Виллисы» вновь маячили позади — значит, моряки не справились. Значит, помощи больше ждать неоткуда.

— Мы можем ехать быстрее? — задал я глупый вопрос, наперед зная ответ.

Аданешь покачала головой.

— Этот «Фиат» на большее не способен. Это же — такси. Мотор совсем убитый.

— Значит, надо готовиться к неминуемой встрече, — обреченно произнес я.

— Наташа, передай-ка Саше мою сумку, — сказала Аданешь.

Я взял сумку и вытащил оттуда автомат, который мы «одолжили» у одного из охранников Мехрета, и пистолет — практически весь наш арсенал. Была, правда, еще одна граната. Я положил автомат Аданешь на колени, а остальное оружие сунул в свой кофр.

Видишь вон ту гору, — сказал я, показывая на, странной формы, обрубленную, будто у нее снесли верхнюю часть, совершенно голую скалу серого цвета с черными прожилками, — как думаешь, сможем мы до нее на этом тарантасе доехать?

— Постараемся, — сквозь зубы процедила Аданешь, съезжая с дороги.

И вот мы уже несемся по камням, поднимая тучи красной пыли. Наших преследователей даже не видно. Но я знаю, что они там, совсем близко, и у них хорошие машины, очень даже приспособленные к езде по бездорожью, в отличие от нашего такси.

— Обогнешь гору справа и высадишь меня, а сами гоните дальше. Я их задержу.

— Ты что, дурак? — воскликнула Аданешь.

Первый раз я услышал от нее такое слово, но мне почему-то стало приятно. Когда женщина называет мужчину дураком, значит, она к нему неравнодушна. Если бы, к примеру, она назвала меня идиотом или кретином, это означало бы, что она меня таковым и считает. Дурак — это совсем иное. Дурак — почти дурачок, дурачок — почти дурашка, а дурашка…

— И не вздумай спорить, — отрезал я. — Твоя задача доставить девочку в Аддис-Абебу, целой и невредимой.

— Это твоя задача, — попыталась возразить Аданешь.

Я покачал головой.

— Теперь — твоя.

Меж тем мы уже достигли горы и стали огибать ее справа. Огромные валуны, выросшие прямо перед машиной, заставили Аданешь резко затормозить и взять немного в сторону. Я воспользовался моментом и, схватив кофр, выпрыгнул из машины. Рухнув на острые камни, я взвыл и, превознемогая боль, бросился к валунам. Граната была уже в руке, а чека выдернута, когда в облаке пыли, поднятом скрывшимся за скалой «Фиатом», показались очертания джипа. Бросок, томительные четыре секунды, и взрыв слегка подбрасывает «Виллис», отчего тот теряет управление и врезается в уступ. Еще один взрыв — это уже рванул бензин — и огненное облако взмывает к небу. Один готов. Думаю, что те, кто на нем ехал, уже отвоевались.

Второй джип остановился, четыре человека, спрыгнув на землю, спрятались за машиной и открыли огонь. Карабины! Мерзкая штука. Мощные пули ожесточенно крошат камень, осыпая меня мелкими колючими осколками. Больно, черт побери! Я стреляю из пистолета. Это у меня всегда получается хорошо. Как никак, мастер спорта по стрельбе. Один враг упал, второй. Пыль и дым застилают глаза, я почти ничего не вижу. Но вот из-за машины в мою сторону метнулась тень. Указательный палец машинально давит на курок, раздается выстрел. Еще один афарец рухнул на землю.

И тут я почувствовал, как что-то твердое уперлось мне в затылок. Я медленно поднимаю руки, кто-то выхватывает у меня пистолет. Оборачиваюсь. Передо мной стоят около десятка вооруженных до зубов людей, все одеты в черное. Один из них хохочет и бьет меня прикладом по голове…

Очнувшись, я обнаружил, что нахожусь в вертикальном положении. Голова страшно гудела. Левый глаз заплыл. Для симметрии, усмехнулся я про себя. Солнце жарило немилосердно. Руки, стянутые за спиной суровой веревкой, отчаянно ныли. Другая веревка больно давила на шею, затрудняя дыхание. Я был привязан к какому-то столбу, совершенно голый, в самом центре афарского поселения, состоявшего из нескольких десятков легких домиков-палаток полусферической формы. Невдалеке высилась та самая пепельно-серая гора, у подножия которой я пытался остановить преследователей. На краю поселения лежали несколько верблюдов, доносился собачий лай. Вокруг меня толпились люди. Мужчины, кто в черном, кто полуголый, косились на меня и громко переговаривались. Женщины, некоторые тоже в черном, укутанные так, что торчали одни глаза, и другие, все обвешанные какими-то украшениями с головы до ног, стояли небольшими группками и перешептывались. Молодые девушки показывали на меня пальцем и хихикали. Мне стало стыдно.

— Эй, чего вам нужно? — закричал я по-английски.

Ко мне подошла отвратительного вида беззубая старуха и больно ущипнула за живот своими костлявыми пальцами, а потом ткнула клюкой мне между ног, что-то злобно крикнув при этом. Толпа засмеялась. Из палатки вышел огромный мужик, голый по пояс, в каком-то гибриде штанов и юбки, с крупными пурпурными бусами на шее. Я посмотрел на него и обомлел — это был Мехрет. Тот самый, которого я уложил выстрелом в голову. Я отчаянно зажмурился и вновь посмотрел на него. Сомнений не оставалось — это был громила с острова Дахлак: та же физиономия, тот же бешеный взгляд. Неужели эти афарцы действительно бессмертны?