— Вы нашли ее, нашли…

— Должен признаться, что это, в первую очередь, заслуга лейтенанта Аданешь Тамерат, — сказал я, не без гордости взглянув на свою напарницу.

— Спасибо вам! — сквозь слезы прошептала Галина Павловна Романова, подойдя к Аданешь и обняв ее.

— Все, господа, на выход! — призвал полковник.

— Александр Васильевич, — сказал Романов, — а вас я жду сегодня на прием. Формально, это просто небольшой светский раут для коллег из дипломатических ведомств других стран, ну а на самом деле мы с вами обязаны выпить вместе за счастливое спасение моей дочери. Семен заедет за вами через два часа.

— Хорошо. Благодарю вас, я обязательно буду, — ответил я, слегка склонив голову.

На самом деле, это было как нельзя кстати. С той секунды, как Аданешь, оглянувшись и незаметно послав мне воздушный поцелуй, покинула квартиру, у меня на душе заскребли кошки, нужно было чем-то отвлечься. Поэтому я воспринял приглашение консула, как столь необходимую мне сейчас палочку-выручалочку.

Как только шаги на лестнице стихли, на меня нахлынула тоска. Я закрыл дверь и пошел в ванную. Умывшись, достал из чемодана костюм и долго возился с галстуком, который мне приходилось завязывать довольно редко. Справившись, наконец, с этой нелегкой задачей, я стал слоняться по квартире, скрипя неразношенными туфлями. И все думал, думал. О ней. О моей Аданешь. Вернее, об Аданешь, которую отчаянно мечтал назвать своей. О той, которая за эти несколько дней стала для меня такой близкой и дорогой. Я не хотел верить, что наша близость была случайностью, что Аданешь действительно хочет поскорее выкинуть из головы этот мимолетный роман. Я же видел ее взгляд там, в дверях, когда она уходила вместе с полковником Маркосом Габра. В этом взгляде не было безразличия. Наоборот, в нем было столько тепла и любви! Я бы отдал все на свете за то, чтобы вновь увидеть ее. Конечно, Аданешь обязательно приедет завтра в аэропорт. Она ведь обещала Наташе, а на ее слово можно рассчитывать. Но она нужна мне сейчас! Именно она, а не консул со своими дипломатами.

Два часа пролетели незаметно. Свистя покрышками, к дому лихо подкатил консульский «Мерседес». Я не стал дожидаться, пока Семен поднимется за мной, и сам вышел ему на встречу.

Мне не доводилось раньше бывать на светских раутах, но, тем не менее, это мероприятие не произвело на меня большого впечатления. В залитом светом зале приемов десятка три самодовольных, чопорных мужей от дипломатии, рассредоточившись на небольшие группы, вели исключительно важные беседы на совершенно отвлеченные темы, неся полную бессмыслицу, фальшиво улыбаясь и лениво потягивая шампанское из неудобных длинных фужеров. Однако их можно понять. Попытайся кто-нибудь их них заговорить о вполне понятных, конкретных вещах, его сразу же заподозрят в какой-нибудь провокации, а то и в подрывной деятельности или шпионаже. Поэтому они говорили красиво, правильно, изыскано, но таким образом, что через минуту все это забывалось, поскольку не несло в себе по сути никакого смысла. Жены дипломатов — прекрасная половина высокого общества, перенимая манеру своих мужей, тоже кучковались, правда, в более многочисленные компании и шумно стрекотали ни о чем, чокаясь с каждой вновь прибывающей дамой и, в знак приветствия, целуя воздух возле ее уха. При этом они охали, ахали, расхваливая внешний вид и одежды друг друга, корча смешные, неестественные гримасы, которые должны были означать восторг и умиление, радость и удивление, одобрение и восхищение.

Из всей этой компании, кроме консула с супругой, я узнал еще Евгения и Алевтину. Увидев меня, они заулыбались и пригласили присоединиться к ним.

— Какими судьбами? — воскликнул Евгений.

— Да вот, по личному приглашению консула, — скромно ответил я.

— О! Выходит дело, ты — важная птица.

Он было хотел дружески похлопать меня по плечу, но окружающая обстановка и его положение в этом обществе не позволяли таких фамильярностей, и взмывшая рука лишь описала в воздухе неопределенный жест.

— Выходит, — сказал я, пожимая плечами.

— Ну, рассказывай. Как успехи? Много удалось наснимать? — Евгений, наконец, нашел подходящую форму физического контакта и вежливо взял меня под локоть.

— Чего наснимать, — не сразу сообразил я. — Ах, да! Конечно, много. Материала хоть отбавляй, пленки целый чемодан. Даже не на репортаж, а на полнометражный документальный фильм хватит.

— Серьезно? И на какую же тему?

Я на секунду задумался.

— Это будет фильм о людях этой страны, об обычаях и нравах, о море и горах… о любви… — неожиданно для самого себя сказал я.

— Прошу прощения? — не понял Евгений. — Ты сказал, о любви?

— Ну, да… в смысле, я имел в виду — о любви к природе, — спохватился я.

— А название для своего фильма ты уже придумал?

— Придумал. Он будет называться… «Две тысячи метров над уровнем моря».

— Как романтично! — воскликнула Алевтина. — Вот бы посмотреть! А когда он будет готов?

— Ну, вы знаете… монтаж, туда-сюда… Думаю, не раньше, чем через два месяца.

Я врал, и мне было немного совестно. Евгений и Алевтина — такие замечательные ребята, а я тут стою и вешаю им на уши откровенную лапшу. Я даже слегка покраснел от этой мысли. Но, похоже, мои собеседники этого не заметили.

— И его покажут по телевизору?

— Знаете, Алевтина, будь у меня возможность запечатлеть на пленке вас, этот фильм обязательно включили бы в показ. А так — даже не знаю. Могут вообще зарубить.

Алевтина поняла мою шутку, но решила подыграть.

— Тогда давайте завтра сниматься!

— Завтра я уже отбываю на Родину.

— Так скоро? — удивился Евгений. — А я собирался пригласить тебя в гости.

— Я бы с удовольствием, но…

— Понимаю, — кивнул Евгений, — служба.

При этом слове я невольно вздрогнул, но потом вспомнил, что службой Евгений называет любую работу.

— Ты лучше о себе расскажи, — сказал я. — Как вы тут устроились?

— Великолепно! Честно скажу, не ожидал. Я ведь не первый раз выезжаю. Уже успел поработать два года в Болгарии и три года в Монголии. В этот раз надеялся на какую-нибудь капстрану. Когда меня назначили в Эфиопию, я, признаться, немного огорчился. Думал, засылают за тридевять земель, в какую-то Африку. А здесь очень даже ничего. В общем, я доволен. И Алешка тоже, правда?