Господство голливудских ценностей и американской культуры в мировой киноиндустрии, и даже в таком фильме как «Бриджит Джонс», объясняет, почему интеллектуалам гораздо больше нравится европейское кино. Это — признак инакомыслия и утонченности. Прекрасные обнаженные французские актрисы — фантастика! Субтитры — великолепно!

Разногласия между коммерческим голливудским и европейским кино зачастую сильно преувеличены, ведь эти две традиции существуют благодаря друг другу. Но даже несмотря на это, правительства Франции постоянно яростно отстаивали свое право на защиту французских фильмов, сокращая до минимума объем американских фильмов в местных программах на телевизионных каналах, а также специально поддерживая проходящие периодически переговоры между ЕС и США, нацеленные на защиту европейской киноиндустрии от титанов Голливуда. Французы называют это «культурной исключительностью». Но существует ли экономическое объяснение подобной «культурной исключительности» в условиях свободной торговли. Ведь условия для взаимовыгодной свободной торговли относятся к фундаментальным экономическим принципам.

Предпочтения аудитории ясно показывают, что эти доводы применимы к киноиндустрии, как и к любой другой отрасли. Печальная действительность такова, что, несмотря на тревогу интеллектуалов, большинство кинозрителей Франции и других стран предпочитает непонятным и претенциозным национальным фильмам популярные голливудские блокбастеры. В Великобритании так же любимый режиссерами социальный реализм продается гораздо хуже американских хитов. Наркоманы, умирающие на лестницах в заброшенных домах в кинопроектах Северной Англии, или блестящие приятные романтические и многобюджетные приключенческие фильмы? Выбор очевиден. Конечно, некоторые национальные фильмы пользуются успехом, но зрители однозначно выбирают Голливуд.

В таком случае вы можете спросить, как европейские политики обосновывают подобный протекционизм в отношении собственной культуры. Без сомнения, свободная торговля принесет выгоду и в сфере культуры, так как обеспечит потребителям широкий выбор по самым низким ценам.

Хотя я и сторонница свободной торговли, но считаю, что в политике «культурной исключительности» есть смысл. С одной стороны, речь идет о культуре, и это — не что иное, как неэкономическое описание определенного вида внешних эффектов, а с другой стороны, это — экономия от масштаба.

В классической теории торговли сказано, что взаимная выгода от увеличения обмена возникает при условии, что в отрасли нет значительной доходности при производстве в больших масштабах, а первоначальные издержки (инвестиции) при открытии производства невелики. Если использовать обычную экономическую терминологию, то здесь, по-видимому, действует закон убывающей доходности от масштаба, согласно которому выпуск дополнительных единиц продукции стоит дороже, не дешевле. В подобных условиях рыночные механизмы приводят к тому, что небольшое становится конкурентоспособным, что мелкие производители будут работать эффективнее крупных. В итоге производством занимаются только изготовители, несущие наименьшие затраты, а страны специализируются каждая в своей отдельной отрасли.

Двести лет назад так и было. Международная торговля состояла в основном из сельскохозяйственных товаров и предметов первой необходимости. Фермеры всегда использовали вначале лучшую землю, поэтому, когда они переходили к менее плодородной почве, в действие вступал закон убывающей доходности. То же происходило при выработке самых богатых месторождений золота. Англия могла специализироваться на капусте, Ирландия — на картофеле, а Франция — на вине. Те же принципы применялись во многих традиционных отраслях обрабатывающей промышленности, таких как текстильная и обувная.

Однако сторонники классической теории торговли, такие как Дэвид Рикардо, не задумывались о Голливуде или даже возможности появления массового производства или сборочного конвейера в обрабатывающей промышленности. В случае с изготовлением большинства товаров обрабатывающей промышленности владельцы сталкиваются с высокими первоначальными издержками (инвестициями) при открытии производства и, соответственно, с экономией от масштаба. Затраты на научно-исследовательские работы (НИОКР), дизайн, тестирование нового автомобиля, самолета или нового лекарства чрезвычайно высоки. В подобных отраслях наблюдается возрастающая доходность от масштаба. Этот закон возрастающей доходности от масштаба действует и в новых отраслях, где предельные затраты на производство дополнительных единиц товара совершенно незначительны. Пример тому — бизнес, связанный с разработкой программного обеспечения.

В основном современная международная торговля состоит из обмена между развитыми странами такими промышленными товарами, как автомобили, стиральные машины или фармацевтические препараты. Однако существует определенная степень специализации. В разных секторах лидируют различные страны, старающиеся сохранить свои позиции. Особенно это касается высокотехнологичных или передовых отраслей, в которых действует экономия от масштаба. Понятно, что подобная специализация сложилась исторически и что страны могут развивать определенные отрасли при отсутствии очевидных запасов природных ресурсов. Например, Япония производит большое количество автомобилей и стали, хотя природных ресурсов — железа и энергии — у нее мало. Великобритания же до сих пор выпускает машины только потому, что несколько первых изобретателей раннего периода развития автомобилестроения на основе двигателя внутреннего сгорания были англичанами.

При наличии возрастающей доходности от масштаба рыночные силы могут создать разные варианты мировой экономики — в зависимости от многих возможных комбинаций входных параметров, зависящих от исторических случайностей, потому что сложно вытеснить конкретную страну из ее исторического сегмента рынка, где она когда-то лидировала. Кроме того, невозможно с уверенностью выделить самый эффективный из вариантов. Возрастающая доходность показывает, что все зависит от того, какого размера достигают отрасли, традиционные для данной страны, и когда это происходит.