О’Меар не пожелал шпионить, и Хадсон Лоу постарался заменить его более сговорчивым доктором Бакстером. Наполеон отказался принять «врача». С того времени губернатор пребывал в полном неведении о здоровье упрямого узника.

Хотя Наполеон посчитал для себя невозможным направить в Европу очередную жалобу, но не запретил сделать это Бертрану и другим его товарищам по изгнанию. Жалоба была составлена на имя генерал-адъютанта сэра Томаса Рида. Возмущение по поводу отзыва О’Меара получило отражение в энергичном постскриптуме, написанном императором собственноручно:

«Пусть принц-регент примет меры против палача. Если же он не сделает этого, то позор моей смерти окажется на совести правящего английского дома».

Барон Штюрмер, комиссар австрийского правительства на Святой Елене, в рапорте князю Меттерниху представил действия Хадсона Лоу таким образом:

«Чем больше изучаешь поведение сэра Хадсона Лоу, тем с большим трудом понимаешь, как английские министры могли гордиться таким человеком. Если понадобился только тюремщик, то нет ничего проще найти его. Английская же нация чересчур озабочена сохранением своей репутации — благородной и лояльной, справедливо подтвержденной в тысяче других случаев, и если она придает хоть какое-нибудь значение суду истории, невозможно было сделать выбор хуже».

«Англия богата честными и неподкупными людьми, и воистину трудная задача найти в ней более неловкого, более нелепого, более сумасбродного и более неприятного».

Подобное суждение, исходящее от союзника Англии, австрийского комиссара, направленного, чтобы наблюдать за Наполеоном в качестве помощника, коадъютора Хадсона Лоу, подтверждает, что не одни французы заклеймили этого губернатора как презренного тюремщика, обреченного на проклятия потомков.

Однако общественное мнение уже начало склоняться к Наполеону, как только стали просачиваться сведения о недостойном обращении губернатора Святой Елены со своим заключенным. Многие англичане открыто выражали протест и громко осуждали палача.

Как только стало известно о состоянии здоровья Наполеона — и Гурго и пассажиры с «Воробья» приложили все усилия, чтобы правду узнали в Европе, — симпатии к знаменитому узнику возросли.

Папа Пий VII писал союзным монархам, собравшимся на конгресс в Ахене:

«Наполеон очень несчастен. Не будем говорить о его поступках. Церковь никогда не должна забывать о его заслугах. Сознание того, что этот несчастный страдает, уже мучительно для нас. Мы не хотим и не можем быть каким-либо образом причастными к бедам, которые обрушились на него. Наоборот, мы желаем от чистого сердца облегчить его страдания и сделать его жизнь более сносной».

В заключение святой отец предложил союзникам дать возможность Наполеону поселиться в Риме подле матери.

Со своей стороны, госпожа Летиция, пользуясь посредничеством кардинала Феша, передала монархам трогательное письмо:

«Глубоко скорбящая мать уже давно надеется, что доброта Ваших Величеств осчастливит ее. Не может случиться так, чтобы изгнание императора Наполеона служило препятствием к рассмотрению его положения и Ваше великодушие, воспоминания о прошедших событиях не подвигли Ваши Величества на освобождение того, кто столько сделал в Ваших интересах и для Вашей дружбы.

Неужели Вы согласитесь на гибель в изгнании монарха, который, поверив в великодушие врага, сам отдался в его руки? Мой сын был в состоянии просить убежища у императора Австрии, своего тестя, он мог довериться величию души русского царя, с которым его связывала дружба. Он мог укрыться у прусского короля, который, без сомнения, вспомнил бы о прошлом союзе. Ужели Англия должна наказать доверие, которое он ей засвидетельствовал?

Императора Наполеона можно не опасаться, он болен. Будь он здоров, у него нашлись бы средства, которые Провидение вкладывало раньше в его руки, он ненавидит гражданскую войну.

Ваши Величества, я — мать, и жизнь сына мне дороже собственной жизни. Простите вызванную страданием смелость, которую я позволила себе, дабы обратиться к Вашим Величествам с этим письмом. Не откажите в просьбе матери, измученной жестокостью по отношению к моему сыну.

Во имя того, кто добр по своей божественной природе и чьим подобием Вы являетесь, прикажите прекратить мучения моего сына, пойдите навстречу его освобождению. Я молю Бога, я молю Вас, тех, кто представляет его на земле. У государственных интересов есть пределы, а потомки по достоинству оценят милосердие победителя».

Письмо заканчивалось просьбой, четко изложенной матерью: в случае, если монархи не сочтут возможным перевезти Наполеона в Европу, позволить ей разделить с сыном его судьбу на Святой Елене.

Прошение осталось без ответа. Пренебрежительным молчанием матери отказали в горькой милости поселиться рядом с сыном на острове с губительным климатом.

Король Жером также тщетно писал английскому принцу-регенту, испрашивая у того разрешения навестить со своей семьей — женой и сыном — больного брата.