Шрифт:
* * *
«...Отпусти меня, пожалуйста... Не мелькай в моей судьбе. Из меня другую создали. Не зови опять к себе. Взгляд, тебе не предназначенный, Умоляю, не лови. Пылких, сбивчивых, признательных Слов любви моей не жди. Не буди прикосновением Обнаженное плечо, Говори без придыхания — Мне не станет горячо. Сердце, что тобой истерзано, В летаргии, вечно спит: Не забьется дрожью мелкою И уже не застучит. Доктор-время был безжалостен, Долго скальпелем кромсал, День за днем из моей памяти По мгновеньям удалял, А потом воспоминания Крепким завязал узлом, Спрятал душу за сверкающим Бронированным стеклом. Боль застыла, тело выжило...» ...Быть иначе не могло — В тишине от напряжения Звонко лопнуло стекло. И осыпана осколками, Вся в слезах сползла на пол. «Ну, зачем же он послушался? Ну, куда же он ушел?!» * * *
Однажды ты проснешься рано И, глядя в темноту, поймешь: «Пережила». И даже странно, Что больше ничего не ждешь: Ни в дверь звонка, ни телефона Такую сладостную трель, Ни встречи тайной – от знакомых Не надо прятаться теперь. Не надо ждать, не надо верить, Придумывать себе самой, Что все возьмет и разрешится. «Что ж, не сбылось... И Бог с тобой!» Босой ногой коснешься пола, Отыщешь тапочки. Вода Поможет снять остатки грусти, За ночь разъевшие глаза. И улыбнешься отраженью С внезапно ожившим лицом. ...Перестелив белье, под утро Заснешь спокойным сладким сном... * * *
Мы далеки. С тобой нас разделяет Многосерийный фильм – мельканье лет. Бездарный, отвратительный сценарий, Жестокий и запутанный сюжет. И хочется рвануть к тебе навстречу, Но как преодолеть тот бурелом, Что в беспощадной битве наворочен Житейской завистью чужой, обидой, злом? Переписать финал, расчистить тропку, Царапаясь остатками страстей О корни чувств, о рухнувшее счастье, О память тех далеких ярких дней! Остановись, замри, подумай сердцем: Вдруг мы с тобой хоть что-то сберегли?! Ты позови, а я тебя услышу, Пусть даже буду на другом конце Земли. * * *
Моя душа взлетела лишь однажды... Бесстрашно над покинутой землей, Парила в невесомости от счастья На крыльях, возникающих весной, В прелюдии, в предчувствии, в надежде... В наивной жажде яркой новизны, Манящей, опьяняющей, чудесной, Не верящей в пришествие зимы. Но холод был коварен и внезапен, И снежный вал так яростно прервал Полет души, швырнув в мгновенье наземь, Разбив об монолитный пьедестал, С которого однажды воспарила, Отправившись на поиски любви... ...Не верьте, коль скажу, что не желаю Я больше отрываться от земли... Я смотрела на эти руки...
(истории любви)
* * *
В огромном номере шикарного отеля Сидела женщина у темного окна, Смотрела вдаль. Рука бокал сжимала Рубинового, терпкого вина. И подводила грустные итоги: Всего достигла, всем сумела доказать, Что имидж ее вовсе не случаен. Но в мире сильных одиноко. Не понять, Не заглянуть в бездонные глубины Души... И усмехнулась про себя. Вино горчило. И на сердце горько, Устала жить, лишь в памяти любя. Блеснул брильянт... Внизу в банкетном зале Идет прием и продолжается игра, Где ждут ее случайные знакомства Порой на час и реже – до утра. Тоска саднит и ноет, точно рана. О, Боже! Что стремилась доказать? Когда любовь, единственную в мире, Гордясь собой, сумела потерять! И как ничтожны эти достиженья, Коль главный зритель на другом конце Земли! Снять бриллианты, броситься вдогонку, Вослед своей потерянной любви? ...И не заметила, как сильно пальцы сжали Бокал с вином: секунда, хруст стекла. И в тот момент другая боль сильнее Пронзила, отрезвила, отвлекла. ...А рано утром гостья улетела. И снова в номере царила тишина. Блестели на осколках капли крови Застывшей боли, цвета терпкого вина... ДВОЕ
Стояла осень, теплая, сырая. Густой туман клубился по утрам, Днем город, от жары изнемогая, Ждал дождика, чтоб мокнуть по ночам. Сидели бабушки рядочком на скамейке, Ругали дружно местную шпану, Что облепила яблоню поодаль, Посаженную вроде бы в войну. Судили молодежь, соседа Колю — Купил машину, взбудоражил дом, Красотку, что прошествовала гордо, И алкашей, что пили за углом. А двое шли окрестными дворами На «суд присяжных», бывший начеку. Мелькнула кошка, дружно рассмеялись, Перешагнули из примет плохих черту. Далекий вечер мог остаться первым, Но стал последним. Чья была вина? Издалека себе наметив «жертву», Бабули обсудили их сполна. И то, что девушка уж больно полновата, А юбка коротка – ей не идет, Нескладный парень, руки длинноваты, Прыщатый и ушастый, как урод. А с юных душ уже спорхнула радость, Униженно, испуганно... Тех слов Хватило, чтоб, живя почти что рядом, Боялись встреч, случайных взглядов, тайных снов... Потом разъехались и вовсе растерялись, Чтоб пересечься в аэропорту: Он из Москвы летел на отдых на Гавайи, Она – на Форум, что проходит раз в году. Он стал «звездой», мелькал в газетах, на экране, Кумир всех женщин, балагур и сердцеед. Усталость и огромное желанье На две недели скрыться наконец. Она свежа, одета деловито, Стройна. Сосредоточенность в лице. Неделя в Риме. Подписание контракта. Виток карьеры. Прибыль. В витраже, На фоне золота, часов и украшений, Мелькнул мужчина за спиной и вновь исчез. Она ему вдогонку посмотрела, Пытаясь вспомнить. Не скрывая интерес, Он обернулся, удивленно замер, И в тот же миг вдруг остро осознал, Чей взгляд спать не давал ему ночами И двадцать лет чей голос в нем звучал. Едва коснулись рук, в одном порыве Слились телами, мыслями, душой. А через час она была готова вместо Рима Лететь к Гавайям. Но он сказал: «Я – с тобой». Их было двое среди многих тысяч Людей, спешащих в разные края. «Прости, родная, глупого мальчишку», — Шептал он. Отвечала: «Я – твоя». Отель во Франкфурте. Назавтра первым рейсом Они летели... Впрочем, промолчу, Домыслит каждый продолженье этой встречи И воплотит свою забытую мечту. Давно уже почили те старушки, Они забыли пару в пять минут... Как распознать, какую же Влюбленность Со временем Любовью назовут? Как выстроить злословию преграду? Как защитить? Не слышать? Не смолчать? Бороться, веря, что Любовь – награда? А вдруг Влюбленность – может ведь предать? Все относительно? Все временное – вечно? Несокрушимое сдается гнету лет? «Чему же верить?» – «Лишь своим ударам сердца...» Такой был дан мне временем совет. * * *
– Был для меня он лишь приятель. И все. Не более того. Все что-то мямлил, был невнятен — Боялся, хоть любил давно. Он не пленял своей улыбкой И не был первым: слишком прост. Мы в ранней юности так часто Влюбляемся. Но только в «звезд». И вот с тех пор уже минуло Без года два десятка лет. Жизнь показала – «звезды» гаснут, Обманчив их слепящий свет. А кто-то «вспыхнул» за спиною, Как будто из небытия. Как молнией, в случайной встрече Я им была поражена. Смущалась сильно и робела, Казалось, он не замечал: Рассказывал, шутил, смеялся, А напоследок вдруг сказал: – Я для тебя всегда стремился Стать первым. Через все прошел. Пока случайно в этой гонке Себя не создал. – И ушел... О юность, как же ты бываешь Непрозорлива иногда! – ...Не замечала я, как рядом Рождалась новая звезда. * * *
Она приходила, лучилась от счастья, И все в ее жизни казалось прекрасным: Семья и карьера, родители, дети, А муж? Да таких не бывает на свете! И все восхищались, завидуя тайно Ее достиженьям отнюдь не случайным. Но, глядя вослед, у нее за спиною Шептались: «Да как же не видит такое? Ведь он ловелас, Он ведь ей изменяет, Неужто и вправду Не подозревает?» А ей невдомек были женские сплетни: «Подругу до дачи подвез утром летним? Так что в том такого? Мы долго с ней дружим, Жаль, жизнь не сложилась, с ребенком, без мужа. Ну что вам не ймется! Она – как родная, Как будто сестра, и я все о ней знаю!» И все замолкали, но каждый не верил И снова шептались, закрыв за ней двери: «Ведь он ловелас. Неужели не знает: С подругой который Уж год изменяет?» Смельчак отыскался в ее окруженье, В звонке телефонном, без тени сомненья, Назвал точно адрес и время той встречи... Обрушился мир для нее в этот вечер. И долго болела, и быстро старела, И много уж лет с той поры пролетело. Ни с кем не встречалась, ни с кем не дружила, И лишь по ночам, как молитву, твердила: «Да он ловелас, Да он ей изменяет... Пусть Бог сохранит, И она не узнает!» Я помню ее... И порою в смятенье С опаской смотрю на свое окруженье, Ищу средь знакомых ту «добрую душу», Что сможет мой мир в одночасье разрушить...