Брэдбери Рэй Дуглас
Шрифт:
Глаза Разрисованного Человека оказались на уровне одиннадцатой полки.
В трех дюймах, лицом вниз, словно труп, лежал Джим Найтшейд.
Полкой выше в черной катакомбе лежал залитый слезами Уильям Хэлоуэй.
— Вот и хорошо, — сказал мистер Дак.
Он протянул руку, потрепал Уилла по голове:
— Привет.
43
Уиллу показалось, что ладонь руки, медленно поднимавшаяся вверх, была похожа на восходящую луну.
На ней красовался его собственный портрет, сделанный синей тушью и огненно светившийся во тьме.
Джим тоже увидел руку возле своего лица.
Его портрет смотрел на него с ладони.
Рука с портретом Уилла сграбастала Уилла.
Рука с портретом Джима сграбастала Джима.
Крики и визги в темноте.
Разрисованный Человек напрягся. Изогнувшись, он не то спрыгнул, не то упал на пол.
Пинаясь ногами и крича, ребята полетели вместе с ним. Как ни странно, они приземлились на ноги, но не удержались, опрокинулись, и мистер Дак, зажавший в кулаках их рубашки, снова поставил их как надо.
— Джим! — сказал он. — Уилл! Что вы делали там, наверху? Надеюсь, не читали?
— Папа!
— Мистер Хэлоуэй!
Отец Уилла выступил из темноты.
Разрисованный Человек поставил мальчиков рядом и мягко обнял их одной рукой, затем пристально, с вежливым любопытством взглянул на Чарльза Хэлоуэя и потянулся к нему.
Папа Уилла успел ударить его, прежде чем тот схватил и стиснул его левую руку. Мальчики увидели, как Чарльз Хэлоуэй, задыхаясь, упал на колено.
Мистер Дак медленно сдавливал его левую руку и одновременно сжимал мальчиков другой рукой так, что у них затрещали ребра и перехватило дыхание.
Огненные круги, словно огромные отпечатки пальцев, поплыли в глазах Уилла.
Отец Уилла со стоном упал на оба колена, продолжая молотить Дака правой рукой.
— Будь ты проклят!
— Но, — тихо сказал владелец карнавала, — я уже…
— Будь ты проклят, будь ты проклят!
— Не слова, старик, — сказал мистер Дак, — не слова, книжные или собственные, но реальные мысли, реальные действия, быстрая мысль, быстрое действие — вот что побеждает. Вот что!
Он в последний раз со всей силой сжал руку.
Мальчики услышали, как хрустнули кости, и Чарльз Хэлоуэй, вскрикнув, потерял сознание.
Двигаясь, словно в мрачном танце, Разрисованный Человек тащил за собой мальчиков, сбивая на ходу попавшие под руку книги.
Чувствуя, как пролетают мимо стены, книги, полы, Уилл сжимался в комок и ловил себя на глупой мысли: почему, думалось ему, почему от мистера Дака пахнет… паром органа-каллиопы!..
Неожиданно оба мальчика упали. Но прежде чем они могли пошевелиться или вздохнуть, их схватили за волосы, встряхнули как марионеток и повернули лицами к окну, выходившему на улицу.
— Мальчики, вы читали Диккенса? — шепотом спросил мистер Дак. — Критики ругают его за случайные стечения обстоятельств, которыми полны его романы. Но мы-то знаем — жизнь вся состоит из случайных совпадений, не правда ли? В ней хлопья счастья вьются в вихре смерти, ведь счастье — это блохи, прыгающие с убитого быка. Смотрите!
Мальчики скорчились от боли в железной хватке голодных древних ящеров и ощетинившихся обезьян.
Уилл не знал, разрыдаться ли от радости или от отчаяния.
Внизу, возвращаясь домой из церкви, шли через улицу его мама и мама Джима.
Его мама не была на карусели, она не состарилась, не сошла с ума, не умерла, не попала в тюрьму, а идет живая и здоровая по октябрьской улице. Еще пять минут назад она была в церкви, не более чем в ста ярдах отсюда!
— Мамочка! — закричал Уилл, несмотря на то, что злая рука, упреждая крик, крепко зажала ему рот.
— Мамочка, — передразнил вполголоса мистер Дак, — приди, спаси меня!
Нет, — думал Уилл, спасайся сама, беги!
Но его мама и мама Джима просто беззаботно прогуливались.
— Мамочка! — завопил опять Уилл, и его голос, хоть и глухо, но прорвался через потную лапу, зажимавшую рот.
Мама Уилла за тысячу миль отсюда, на том тротуаре, остановилась.
Она не могла услышать! — подумал Уилл. — Однако…
Она оглянулась на библиотеку.
— Хорошо, — выдохнул мистер Дак. — Отлично, прекрасно!
Сюда! — подумал Уилл. — Посмотри на нас, мамочка! Беги за полицией!