Бегом вернулись солдаты с чалками. На другом берегу гребцы вместе с конвойными тащили плот вверх по течению. Затащили довольно далеко и стали грести к нашему берегу. Возвращались они очень быстро, потому что гребли более слаженно. Дело пошло и у тех, кто работал с чалками. Плот без помех преодолел середину реки и вскоре пристал к дамбе.

— Закругляйся давай с едой, брат Сыма, — снова стал торопить Лу Лижэнь.

— Наелся уже, — сыто рыгнул Сыма Ку. — Тёщенька, благодарствуйте! И тебе, свояченица, и тебе малышка Юйнюй, всем спасибо! И тебе, сынок, спасибо — столько времени чашку с соусом держал! Фэн, Хуан, слушайтесь бабушку и свояченицу, ведите себя хорошо. Если что не заладится, к пятой тётушке обращайтесь, ей нынче сопутствует успех, а от вашего батюшки удача отвернулась. Младший дядюшка, расти большой, твоя вторая сестра при жизни больше всех тебя любила. Всё говорила, мол, Цзиньтун большим человеком станет, так что ты уж не обмани её ожидания!

От этих слов у меня комок подкатил к горлу.

С приставшего к берегу плота молодцевато спрыгнул преисполненный энтузиазма командир конвоя. Он козырнул Лу Лижэню, тот козырнул в ответ, и оба обменялись крепким рукопожатием: видно было, что они давние знакомцы.

— Славная победа, старина Лу, — поздравил новоприбывший. — Командующий Юй доволен, комиссар Сун, конечно же, в курсе.

Из висевшей у него на поясе сумки он вынул письмо и вручил Лу Лижэню. Взяв письмо, тот бросил в сумку маленький серебряный револьвер:

— Трофей, передай от меня малышке Лань.

— Спасибо от её имени, — поблагодарил конвойный начальник.

Лу Лижэнь тут же протянул руку:

— Ну, давай!

— Что давать? — опешил тот.

— Ты же забираешь у меня пленных, вообще-то расписку надо оформить.

Командир конвоя вытащил из сумки бумагу и ручку, торопливо написал что-то и подал Лу Лижэню:

— Ну ты, брат, не прост!

Лу Лижэнь лишь усмехнулся:

— Сунь Укун [112] был ещё покруче, а вот с Буддой не совладал!

— Значит, я у тебя Сунь Укун получаюсь? — хмыкнул конвойный.

— Нет, Сунь Укун — это я, — ответствовал Лу Лижэнь, и, ударив по рукам, они расхохотались.

— Слыхал я, старина Лу, ты кинопроектор захватил? В округе тоже об этом знают, — понизил голос конвойный.

— Уши у вас, видать, длинные, — крякнул Лу Лижэнь. — Передай начальству: вода спадёт — пришлю с оказией.

— Мать-перемать, — негромко выругался Сыма Ку. — Тигр добывает, а медведь поедает!

— Что-что? — недовольно переспросил конвойный начальник.

— Ничего.

— Если не ошибаюсь, знаменитый Сыма Ку?

— Он самый.

— Что ж, командир Сыма, в дороге мы будем следить за вами в оба. Надеемся, что вы будете вести себя соответственно, очень не хочется вернуться с вашим трупом.

— Куда уж мне! — хмыкнул Сыма Ку. — У вас в конвое стрелки с сотни шагов в дерево попадают, очень мне надо становиться живой мишенью.

— Вот это честный ответ настоящего мужчины! — похвалил конвойный. — Ладно, полковник Лу, как договорились. Командир Сыма, прошу на плот.

Сыма Ку осторожно взошёл на плот и так же осторожно уселся посередине. Обменявшись рукопожатием с Лу Лижэнем, командир конвоя устроился на корме лицом к Сыма Ку, держа руку на кобуре.

— Ну уж так-то не надо осторожничать, — усмехнулся Сыма Ку. — Руки у меня связаны, прыгну в воду — так утону. Садитесь поближе, меня подержите, если качать будет.

Не обращая на него внимания, командир конвоя скомандовал солдатам:

— Греби, да поживее.

Мы всей семьёй собрались вместе, храня нашу тайну, и с волнением ждали, чем всё закончится.

Плот отошёл от берега и заскользил по течению. Солдаты побежали по дамбе, травя на бегу намотанные на руку чалки.

На середине реки плот пошёл быстрее, поднимая с обеих сторон волну. Цзунь Лун отсчитывал ритм уже охрипшим голосом, солдаты, выгребая, прогибались далеко назад; низко над водой за плотом следовали чайки. В самом бурном месте плот вдруг неудержимо закачался, и Цзунь Лун рухнул в воду. Конвойный испуганно вскочил и собрался уже было вытащить пистолет, но Сыма Ку, который одним рывком освободился от верёвок, бросился на него свирепым тигром, и оба скрылись среди волн. С накренившегося плота один за другим попадали в реку и немой, и остальные гребцы. Солдаты на берегу отпустили чалки, и плот, вздымаясь на волнах, большой рыбиной неудержимо устремился вниз по течению.

Всё это произошло молниеносно, и когда Лу Лижэнь и остальные на берегу пришли в себя, плот был уже пуст.

— Пристрелить его! — решительно скомандовал Лу Лижэнь.

В мутном потоке показывалась то одна голова, то другая, но Сыма Ку это или нет, было не разобрать, и стрелять никто не решался. В реку упало девять человек, и только одной из девяти могла быть голова Сыма Ку.

Кроме того, в том месте река бушевала, как сорвавшая с привязи норовистая лошадь, и шанс попасть в появлявшуюся на поверхности голову был крайне невелик.