Всё это время прислушивалась, не проснулся ли Данька, почувствовав моё отсутствие в детской. Но ребёнок спал крепко, и я решила принять душ. В спальне у туалетного столика я обнаружила два своих чемодана и сумочку. Разворошив оба, нашла ночную сорочку на тонких бретельках и шелковый халат жемчужного цвета и пошлепала в ванную, решив отложить разбор остальных вещей до утра. После душа я забралась на широченную кровать под балдахином из плотного зеленого шелка, стоявшую на высоком постаменте и моментально отрубилась.

Разбудил меня громкий рев, доносившийся из детской. Я распахнула глаза, не сразу сообразив, где нахожусь.

Спальня была не моя, и пейзаж за окном был не привычен. Часы показывали пять утра. Потом я вспомнила, что вчера попала в другой мир и мой ребенок сейчас в соседней комнате. Один. И именно из-за этого он расплакался.

Я спрыгнула с кровати, надела халат и босиком бросилась в детскую.

Но Мэллори успел меня опередить. Он стоял перед кроватью малыша и что-то ему говорил. Когда Даня увидел меня, громкий плач перешёл в тихие всхлипывания. Я кинулась к сыну и обняла его.

– Я же говорила Вам, что в первую ночь ребенка не следует оставлять одного. Я взрослый человек, и то, сразу не могла осознать, куда попала. А он ещё совсем маленький и привык, что я нахожусь рядом.

– Вы разбаловали его, - недовольно сказал Мэллори, скрестив руки на груди.

Я обернулась к нему, чтобы высказать ему всё, что думаю о нём и его педагогических методах.

Кристиан стоял в зелёном халате, из-под которого выглядывала длинная ночная рубашка.

Я улыбнулась - это выглядело очень прикольно.

– Почему Вы не называете друг друга по имени, - спросил ребёнок, все еще всхлипывая.

– Мы будем, солнышко, обязательно. Просто мы очень сонные, - я погладила малыша по голове.

Данька лёг на живот и, немного свесившись с кровати, посмотрел вниз.

– Папа, а я думал, что только женщины носят платья и ночные рубашки, - с сомнением в голосе сказал неугомонный ребёнок.

Мэллори приподнял бровь.

– В нашем мире мужчины платья не надевают, а вот в ночных рубашках очень даже спят.

– Какой ужас, - прошептал малыш.
– И что, я тоже должен буду носить такие рубашки? На них же оборочки, бантики... Нет, мне больше нравится моя пижама, на ней машины... полицейские.

Я наклонилась и уткнулась лицом Даньке в плечико, тихо смеясь - выражение лица Мэллори трудно было описать.

– Нет, дорогой, никто не будет заставлять тебя надевать то, что тебе не нравится, - успокоила я его.
– Твоему папе нравится спать в ночной рубашке, потому что у него нет такой хорошей пижамы.

Мэллори фыркнул.

– Идете спать, Кристиан. Даня сейчас заснёт. Я прилягу пока здесь.

– Вы никогда не приучите его быть самостоятельным!

– Я самостоятельный, - обиделся ребенок, - просто мне не нравится сидеть одному в темноте.

– Сейчас уже не темно, солнце встало, - Мэллори ткнул пальцем в окно.
– Пять часов утра.

Я сходила в свою спальню, взяла подушку с одеялом и, вернувшись в детскую, устроилась рядом с сыном.

– Вы меня поражаете, - возмутился Мэллори.

– Лара, - любезно подсказал отцу Данька.

А потом ему в голову пришла гениальная мысль, и он, улыбнувшись, предложил:

– Я понял, ты злишься из-за того, что сам хочешь спать вместе с нами. Давайте, я буду спать посередине, а вы по бокам?

Я распахнула глаза. Спать перехотелось.

– Солнышко, мы втроём на кровати не поместимся, - заметила я.

– Пусть папа её увеличит... расширит, - быстро сообразил ребёнок.

Удивительно, но Мэллори, кажется, смутился. Или мне показалось?

– Дань, мы все очень устали, нам просто необходимо хорошо выспаться, - объяснила я малышу.

– И я предпочитаю спать в своей кровати, - прибавил Мэллори, подходя к двери.

– Вы сказали это таким тоном, будто я заняла вашу постель, - ответила я.

– А у тебя большая кровать?
– невинно спросил Данька у Мэллори.

– Большая.

– Всё, идёмте спать к папе в комнату! Если у него большая кровать, то мы поместимся втроём!
– Данька запрыгал на постели.