Шрифт:
– Давай – сказал Вахтанг, и в трубке зазвучали короткие гудки.
Ваня убрал телефон обратно в карман, поплотнее закутался и пошёл дальше – вдоль покрытого толстым слоем пыли дорожного леера, отделявшего дорогу от жилой части. Через несколько метров леер кончился, и Ваня свернул влево, взяв курс на небольшое нагромождение палаток, примостившихся у одного из небоскрёбов. Там же сновали рядом фигурки людей – у них то можно и будет узнать, куда его завезли.
Чудная, конечно, история, думал он, неспешно шагая к палаткам. Всё-таки власти у нас весёлые – то у них одно на уме, то другое. Никогда не знаешь, что в следующий момент будет. Как правило это плохо, а иногда – как сегодня – очень даже и хорошо. Жаль только, что никогда не предугадаешь, как произойдёт в следующий момент. Но сегодня ему грех жаловаться, это точно.
Ваня, широко улыбаясь, подошёл к ближайшей палатке и постучал в закрытое окошко, раздумывая, чем он хочет закончить этот прекрасный солнечный день.
2. БЛ
Если в парке лечь прямо на траву спиной, закинуть руки за голову и смотреть вверх, ты будешь видеть только небо над собой, да редкие ветки деревьев, попадающих в поле зрения.
Ветки – чёрт с ними, они совсем не мешают. А небо – небо всегда бесконечно далеко. Оно – наверное, единственное, во что ему не придётся рано или поздно упереться головой в этом городе. Поэтому Стёпа мог лежать так по часу, а то и больше – главное, чтобы на улице было достаточно тепло и сухо, потому что его старая одежда уже сильно прохудилась в паре мест, да и если промочить её, на следующий день, скорее всего, придётся сидеть дома. Если, конечно, кто-нибудь из общаги не одолжит ему свою.
Но сегодня стояла отличная погода, и небо было как никогда высоким и пронзительно синим – лишь в паре мест по нему медленно ползли белые хлопья облаков – одно, похожее на гигантский пузатый чайник, уже почти скрылось из виду, а второе – бесформенный кусок сахарный ваты – как раз проплывало над ним, подкрадываясь к солнцу. Степа лежал, жмурился от ярких лучей и думал. Думал обо всём понемногу – мысль вяло перескакивала с одной темы на другую, сильно не задерживаясь ни на чём, но в целом на душе было довольно легко и хорошо. Нечасто в последнее время он ощущал такое настроение.
Степа пошарил на траве рукой, нащупал свой телефон и поднёс его к глазам. Почти четыре часа. Вздохнув, он потянулся, затем согнулся и сел на траве.
Мир вокруг тут же развернулся, превратившись в то, чем и являлся на самом деле – маленьким, довольно безлюдным парком на окраине города. Неподалеку по дорожке неспешно прогуливалась старушка с внуком. Увидев сидящего в траве Стёпу, она повернула и медленно засеменила в противоположную сторону. Степа помрачнел.
В последнее время он сталкивался с такой реакцией людей всё чаще. Что поделать, он рос, и его особенность с каждым днём становилась всё заметнее. А большинство людей не любят и боятся гигов – это он знал уже давно, но только теперь ему постепенно приходилось все чаще ощущать это на своей шкуре.
Он встал и начал отряхивать одежду от прилипших к ней мелких травинок и старых сухих листьев, затем подобрал свою сумку с учебными принадлежностями и медленно зашагал в сторону дома.
От парка до общежития было совсем недалеко – пешком можно было дойти максимум за двадцать минут. Степа, не торопясь, шёл по едва заметной тропинке и смотрел по сторонам. Парк быстро закончился, и сейчас он пересекал довольно большой пустырь, покрытый редкими, жмущимися друг к другу кустами и кучками мусора, разбросанными в невысокой траве.
Через несколько минут, обогнув густо поросший зарослями овраг, он увидел здание «общежития». Хоть Степа и был студентом, жил он, конечно, не в обычной студенческой общаге, где обитало большинство его однокурсников.
Он жил в здании старого заброшенного завода, одиноко стоящего в грязной промышленной зоне на окраине города. Одной стороной завод выходил на железную дорогу, а рядом было депо, и по ночам Степу нередко будил грохот отцепляющихся от локомотива товарных вагонов.
Теперь завод был переделан в общежитие для гигов – окна были криво заколочены, чем попало, комнаты расчищены и обустроены, насколько это могли себе позволить их нынешние владельцы. Сейчас тут проживало около двадцати человек. Район, конечно, был довольно мрачным – но таким, как они, было практически нечего опасаться. Ворам поживиться тут было совершенно нечем, приличная публика и вовсе обходила подобные места стороной, а местная шпана сюда соваться боялась – всё-таки здешние обитатели были слишком уж другой весовой категории. Периодически, правда, им били стекла и писали обидные слова баллончиками на стенах, но обитатели этого здания давно уже перестали обращать внимание на такие мелочи.
Степа поравнялся с корпусом и ступил на идущую вокруг завода дорожку. Под ногами начал приятно похрустывать гравий - они сами отсыпали его в один из субботников около месяца назад. Вообще они каждую неделю старались хоть как-то улучшить прилегающую к унылому серому зданию территорию, используя для этого подручные средства, и постепенно их работа приносила плоды – завод все более походил на нормальное человеческое жильё.
Степа подошёл к огромной железной двери, раньше служившей воротами для поездов, налёг на неё плечом и вошёл внутрь.
За дверью оказался длинный, широкий и тускло освещённый коридор. Стены его были собраны из разного цвета и размера листов фанеры, уходящих далеко вверх – под самые потолочные балки, крытые кровельным железом. По обеим сторонам коридора двумя рядами шли большие двери, такие же разношёрстные, как и всё вокруг.
Степа шагнул внутрь коридора, вдохнув носом запах общежития – смесь старых запахов металла и смазки, оставшихся от поездов, с ароматами готовящейся на кухне еды и влажных древесных панелей, и зашагал в сторону своего жилища.