Е.Е. Соколова
Шрифт:
Б. Монологичность объяснения — диалогичность понимания
А.: Смотря как понимать “переживание”. В рамках гуманитарной парадигмы в психологии, действительно, были попытки возврата к старому понятию переживания как непосредственного познания свойств своей психики. Но ведь можно понимать переживание иначе: как особый способ познания человеком других, самого себя и человеческих отношений в ходе постоянных диалогов друг с другом. И здесь мы затронули уже второе различие двух парадигм в области методологии. Опять воспользуюсь выражением Бахтина: он говорит о своего рода “заочной правде”, о человеке в естественнонаучной психологии, которую можно “подсмотреть, определить и предсказать помимо его воли” [9, с. 255]. Однако «правда о человеке в чужих устах, не обращенная к нему диалогически, то есть заочная правда, становится унижающей и умерт-вляющей его ложью, если касается его “святая святых”, то есть “человека в человеке”» [9, с. 256].
Вот пример “гуманитарного” (диалогического) подхода к человеку, приводимый самим Бахтиным, когда он анализирует творчество Достоевского.
М.М. Бахтин: В “Идиоте” Мышкин и Аглая обсуждают неудавшееся самоубийство Ипполита. Мышкин дает анализ глубинных мотивов его поступка. Аглая ему замечает:
Естественнонаучная и гуманитарная парадигмы 457
“А с вашей стороны я нахожу, что все это очень дурно, потому что очень грубо так смотреть и судить душу человека, как Вы судите Ипполита. У Вас нежности нет: одна правда, стало быть — несправедливо”…
Аналогичный мотив недопустимости чужого проникновения в глубины личности звучит в резких словах Ставроги-на, которые он произносит в келье Тихона, куда пришел со своей “исповедью”:
“Слушайте, я не люблю шпионов и психологов, по крайней мере таких, которые в мою душу лезут” [9, с. 256].
С: Так что же означает здесь понимание: вчувствование, вживание в другого человека, так сказать, понять — значит “встать на его место”?
А.: Нет, это именно понимание в диалоге с другим человеком, а не вживание в него, понимание его “правды” в контексте “моей правды”, в соотнесении с ней. М.М. Бахтин: Достоевский никогда не оставляет ничего сколько-нибудь существенного за пределами сознания своих ведущих героев (то есть тех героев, которые равноправно участвуют в больших диалогах его романов); он приводит их в диалогическое соприкосновение со всем существенным, что входит в мир его романов. Каждая чужая “правда”, представленная в каком-нибудь романе, непременно вводится в диалогический кругозор всех других ведущих героев данного романа. Иван Карамазов, например, знает и понимает правду Зосимы, и правду Дмитрия, и правду Алеши, и “правду” сладострастника — своего отца Федора Павловича. Все эти правды понимает и Дмитрий, отлично понимает их и Алеша. В “Бесах” нет ни одной идеи, которая не находила бы диалогического отклика в сознании Ставрогина [9, с. 258].
С: Но это в литературе. А как отражается данный подход и видение человека в конкретных исследованиях представителей гуманитарной парадигмы?
А.: Сошлюсь на опыт практических психологов, которые работают в рамках данной
парадигмы. Одной из ключевых проблем является проблема передачи опыта организации
практик стимуляции творчества или психотерапевтических практик от одного человека к
другому. Ты, кажется, мечтал стать психотерапевтом и накупил уже кучу руководств по
психотерапии? И много тебе дали эти руководства?
С: Какое-то общее знакомство с предметом — не более того.
А.: Немудрено. Здесь нужен иной путь познания.
Диалог 10. Естественная или гуманитарная?
А.А. Пузырей: Основной, если не единственной реальной формой воспроизводства практик стимуляции творчества в пространстве и во времени, а вместе с тем и накопления и “передачи” опыта организации этих практик, является своеобразное “оспособление” отдельных людей через непосредственное, живое ихучастие в “сессиях” или “стажах”, поначалу в качестве рядового “участника” этих групп, затем “ассистента” и, наконец, “ведущего”. Описание же этого опыта, которое обычно дается в специальной литературе по стимуляции творчества, оказывается недостаточным даже для того, чтобы составить хоть сколько-нибудь ясное и полное представление о соответствующих практиках, тем более для того, чтобы обеспечивать их воспроизведение. Это описание может “заговорить” только для того, кто уже имел опыт участия в группе…
Со сходным положением мы можем встретиться и в других сферах современной психотехнической практики, например, в сфере так называемого “социально-психологического” тренинга общения. До тех пор, пока мы не побывали в группе и не получили непосредственного опыта участия в ней, никакое, даже самое лучшее описание его …не дает нам возможности представить адекватно, что такое группа и процесс в группе [10, с. 25].
А.: Таким образом, понимание сути многих сложных вопросов человеческого бытия невозможно без непосредственного участия человека в различных формах этого бытия. С: Но это ведь иной тип деятельности: это ведь уже психологическая практика, то есть “приложение” известных сведений о человеке к решению прикладных задач… А.: Если бы тебя услышал защитник этой второй парадигмы! Он-то как раз убежден, что истинные знания о человеке только и возникают в процессе психотерапевтических практик. Например, один из известных представителей гуманистической психологии Абрахам Маслоу сказал однажды, что “большая часть нашего знания о человеческой мотивации получена не психологами, а практикующими психотерапевтами” (Цит. по [11, с. 140]). Ионв общем недалек от истины. Действительно, столь любезные твоему сердцу проблемы высших человеческих страстей, смысла жизни, смерти и бессмертия, тонких не выразимых словом процессов душевных переживаний впервые были подняты в рам-
Проблема объективности исследования 459
ках подобного рода практически ориентированных направлений…
Т.А. Флоренская: Практическая психология не является производной от психологии
“объективных исследований” — ни по происхождению, ни по содержанию. Следовательно,
ее нельзя считать “прикладной” отраслью академической психологии. Это —
самостоятельная гуманитарная наука со своей методологией [2, с. 39].
С: Подожди-подожди… Значит, в гуманитарной парадигме вообще отрицается объективность
проводимых исследований?
А.: А что ты понимаешь под “объективностью”?
С: Независимость свойств и законов функционирования объекта от его познания исследователем.
А.: Но ты же убедился, однако, что так понимается объективность в тех науках, которые считают, что объект их изучения действительно независим от его исследования. Но возможна ли такая ситуация в условиях изучения человека как субъекта? С: Тогда, выходит, мы вообще должны отрицать объективность получаемых результатов в той же практике? Тогда какая же это наука?