Д. Гартли: Человек состоит из двух частей: тела и духа…

Первое подвластно нашим внешним чувствам …и исследованиям таким же образом, как и другие части внешнего материального мира.

Последнее есть та субстанция, действующая сила, первопричина и т.п., к которой мы

относим ощущения, идеи, удовольствия, страдания и произвольные движения.

Ощущения — это те внутренние чувства … духа, которые возникают из впечатлений,

производимых внешними предметами на органы и части нашего тела.

Все наши внутренние чувства могут быть названы идеями… В ходе данных размышлений

будет показано, что идеи и ощущения суть те элементы, из которых составляются все

остальные.

Удовольствия и страдания включаются в ощущения и идеи… Ибо все наши … внутренние чувства, по-видимому, сопровождаются определенной степенью либо удовольствия, либо страдания…

Память — это та способность, при помощи которой следы ощущений и идей повторяются или вспоминаются в том же порядке и отношении, точно или почти точно, как они однажды были представлены в действительности.

Когда идеи или потоки идей приходят или вызываются ярко, живо и безотносительно к порядку прежних реальных впечатлений и восприятий, то говорят, что это происходит благодаря силе воображения или фантазии.

172 Диалог 4. “Ментальная механика” или “ментальная химия”? Рассудок — это та способность, при которой мы рассматриваем чистые ощущения и идеи, стремимся к истине и соглашаемся или не соглашаемся с предложениями [8, с. 195-197]. С: Но ведь это тот же Юм…

А.: Не совсем. Гартли, как и Юм, рассматривает ассоциацию как механизм связи, “сцепления” идей друг с другом, но если Юм считал ассоциацию “преобладающим” механизмом работы сознания, то Гартли считает его единственным. Кроме того, не только познавательные процессы, как у Юма, но и возникновение эмоций и произвольных движений связывается у Гартли с ассоциациями. Наконец, полностью исключается (поскольку ассоциация — это связь мозговых вибраций) всякая собственная активность субъекта, поэтому остаются всего два фактора образования ассоциаций: фактор смежности в пространстве и фактор смежности впечатлений во времени.

Субъект сознания вообще не присутствует в концепции Гартли: сознание — это как бы сцена, на которой происходят разные события, одно ощущение сменяется другим… Этот образ был еще у Юма, как ты правильно заметил, который, правда, говорил о сознании как о театре…

Д. Юм: Дух — нечто вроде театра, в котором выступают друг за другом различные

восприятия… [4, с. 367].

А.: И еще одна, последняя, цитата из Юма…

Д. Юм: Я никак не могу уловить свое я как нечто существующее помимо восприятий и никак не могу подметить ничего, кроме какого-либо восприятия… Я решаюсь утверждать относительно остальных людей, что они суть не что иное, как связка или пучок … различных восприятий, следующих друг за другом с непостижимой быстротой и находящихся …в постоянном движении [Там же, с. 366-367]. А.: Все очень логично… С: И очень упрощенно.

А.: Тем не менее, эта схема строения и работы сознания представляет собой первую попытку создать “строго научную” целостную концепцию функционирования сознания без обращения к сверхъестественным, необъяснимым с научной точки зрения силам… С: Зачем ты мне это все рассказываешь? Разве не ясно, что отсутствие субъекта, кому, собственно, и принадлежат все психические функции, чистая абстракция?! Для своего

“Ментальная механика” Джеймса Милля и его система 173

времени ассоциативная концепция, быть может, и была хороша, но, во-первых, она слишком абстрактна и не может быть использована в практике, во-вторых, я думаю, что данная “философия человека” — явно пройденный этап в развитии психологической науки. А.: Ошибаешься. Сначала о первом: ассоциативная концепция активно вторгалась да и вторгается в практику. С: В какую же?

А.: Дав педагогическую, например. Педагоги прошлого увидели в ассоциативной концепции хорошую основу для активного воздействия на сознание своих воспитанников в процессе воспитания: ведь следует только организовать правильные ассоциации, и соответствующее воспитание будет обеспечено. Об этом говорил еще Локк. С: Так это в прошлом! А сейчас ее никто не использует.

А.: Разве? Хочешь, докажу тебе, что эта концепция — или отдельные ее идеи — до сих пор используется школьными учителями, да и тебя, наверняка, учили с ее помощью. С: Не может быть!

А.: Очень даже может. Какое “золотое правило” заставляли тебя педагоги запомнить “на всю жизнь”?

С: Повторение — мать учения.

А.: А что такое повторение? Это необходимое условие закрепления ассоциации. Вторым необходимым условием для этого является, согласно концепциям ассоцианистов, живость впечатлений, входящих в ассоциацию. Поэтому педагоги, наверняка, все стремились подобрать вам наиболее “наглядные”, “интересные” примеры. Оба эти фактора образования ассоциаций подробно анализируются в книге классика ассоциа-низма уже XIX века Джеймса Милля…

Дальнейшее развитие ассоцианизма в XIX в. “Ментальная механика” Джеймса Милля и его система воспитания С: Опять новое имя?

А.: Яне буду слишком долго утомлять твое внимание новыми именами ассоцианистов, но несколько слов о дальнейшем развитии ассоцианизма скажу. В начале XIX века ассоцианизм достигает апогея своего развития (См. [9, с. 138]).

174 Диалог 4. “Ментальная механика” или “ментальная химия”? С: Дальше уже некуда?

А.: В общем, да. Развитие системы закончилось. Джеймс Милль как раз и является автором одной из таких завершенных систем ассоциативной психологии. Он называет ее “ментальной механикой” (то есть “духовной” механикой), в которой все психические процессы могут быть сведены к механическим по своей сути явлениям. Элементами (“атомами”) сознания являются ощущения и их бледные копии — идеи; в нечто более сложное они складываются благодаря последовательным и одновременным ассоциациям. Восприятие предмета строится на основе одновременных ассоциаций, то есть целостное восприятие предмета возникает как результат связывания всех входящих в это целое ощущений разных модальностей (зрительных, вкусовых и т.п.). А вот пример последовательной ассоциации. Его я слышал еще в студенческие годы на лекциях по психологии. Говорят, в царской России у гимназистов существовала одна любимая забава. Они садились перед играющим на бульваре духовым оркестром и начинали есть лимон, морщась и гримасничая. Представляешь, что творилось с музыкантами?