— Ты сошел с ума! Тебя арестуют сразу же, как только ты вступишь на корабль.

Кармода рассмеялся:

— Ты так думаешь? А ты знаешь, что Федеральное Бюро Антисоциальных расследований получает информацию от Кужума?

Галлункс кивнул.

— Кужум — это всего лишь чудовищная белковая память и, возможно, компьютер. В ячейках своей памяти он хранит информацию о некоем Джоне Кармоде. Он приказывает обыскивать все корабли, взлетающие с Радости Данте, на предмет обнаружения Джона Кармода. Но если придет информация, что Джон Кармода умер, отдал богу душу? Тогда Кужум отменит все приказы и перешлет информацию о Кармоде в механическую картотеку. И тогда колонист с… ну, скажем, с Уайльценаулла проведет здесь отпуск, а затем решит лететь на Землю, свою родную планету. Кому до него дело, даже если он как две капли воды похож на Джона Кармоду?

— Но это же абсурд! Во–первых, откуда Кужум получит неопровержимые доказательства твоей смерти? А во–вторых, когда ты приземлишься в земном порту, твои отпечатки пальцев, данные об излучении мозга, — все будут занесены в картотеку.

Кармода ухмыльнулся:

— Я не хочу тебе говорить, как я собираюсь устроить первое, а насчет второго… ну и что? Данные о каком–то колонисте, родившемся черт знает где, заносятся в картотеку впервые… Кто будет проверять их? Я могу даже не менять имя.

— А если тебя узнают?

— В мире, где живет десять миллиардов людей? С такими шансами я не боюсь рискнуть.

— А если я расскажу о твоем плане властям?

— Разве мертвые говорят?

Галлункс побледнел, но взял себя в руки. Его лицо оставалось лицом благочестивого монаха. Большие темные глаза прямо смотрели на Кармоду. Он робко спросил:

— Ты хочешь убить меня?

Кармода расхохотался.

— Нет, это не потребуется. Не думаешь ли ты, что вы со Скалдером пройдете через Ночь и останетесь живыми и в здравом рассудке? Ты видишь, что происходит даже при слабых одиночных вспышках. А это только начало. Что же будет, когда начнется Ночь?

— А что же происходит с тобой? — спросил Галлункс. все еще бледный от пережитого страха.

Кармода пожал плечами и пригладил руками волосы, отмытые от крови.

— Очевидно, мое подсознание, или как вы его там называете, проецирует части тела Мэри. Можно сказать — реконструирует преступление. Но как можно чисто субъективное представление преобразовать в объективную реальность, я не знаю. Танд говорит, что на этот счет существует несколько теорий, которые пытаются объяснить это явление чисто научно, без привлечения божественных сил. Но бог с ними. Я не переживал, когда резал тело Мэри на куски: и не буду переживать, когда они будут появляться передо мною из воздуха. Я переплыву через океаны ее крови, но своей цели я достигну. — Он помолчал, глядя сузившимися глазами и все еще улыбаясь. Затем он спросил: — А что видишь ты во время вспышек?

— Я не знаю, почему я говорю тебе это, но все же я скажу. я был в аду.

— В аду?!

— Да, я горел в аду. Вместе с остальными грешниками. С девяносто девятью процентами тех, кто жил, живет и будет жить. — Пот струился каплями по его лицу. — И это не было что–то воображаемое. Я ощущал боль, свою и чужую.

Он замолчал, а Кармода склонил голову набок, как любопытная птица, разглядывая его. Галлункс прошептал:

— Девяносто девять процентов!

— Так. Значит, — сказал Кармода, — это беспокоит тебя больше всего. Это у тебя на уме постоянно?

— Может быть, и так, этого я не знаю, — прошептал Галлункс.

— Но как ты можешь думать об этом? Ведь даже твоя церковь давно отказалась от средневековой концепции адова огня. Что до меня, то многих людей следовало бы покарать в огне. Я бы хотел быть кочегаром в аду. Я бы с удовольствием вытапливал из людей жир эгоизма…

— Ты ненавидишь эгоистов? — саркастически спросил Галлункс.

Кармода, уже чистый и одетый, ухмыльнулся и начал опускаться по лестнице.

Миссис Кри уже закончила уборку и собиралась отправится спать. Она объяснила, что для их удобства оставит двери открытыми, и надеется, что когда проснется, то не найдет помещение грязным. Нужно вытирать ноги перед входом, выбрасывать пепел из пепельницы, мыть посуду… Она настояла на том, чтобы поцеловать каждого из них, затем расплакалась и сказала сквозь слезы, что, наверное, видит их всех в последний раз и что она просит прощения у мистера Скалдера за свой ужасный поступок. Скалдер был так растроган, что даже благословил ее.

Через пять минут миссис Кри ввела себе снотворное и удалилась.

Танд тоже попрощался.

— Если меня застигнет Ночь до того, как я доберусь до своих покоев, то мне волей–неволей придется бодрствовать. Ведь тогда уже не будет пути назад. Все будет черно, и все будет светло. Через семь дней ты будешь богом, или трупом, или монстром.

— А что вы делаете с монстрами? — спросил Кармода.

— Ничего, если они безвредны, как муж миссис Кри. В противном случае мы их убиваем.

Он пожал всем руки по земному обычаю и пожелал — не счастья, нет, а удачной ночи. С Кармодой он простился последним, долго держа его руку в своей и глядя в глаза:

— Это твой последний шанс стать чем–нибудь. Если Ночь не разморозит самые глубины твоей души, если ты останешься таким же айсбергом с головы до ног, каким был, значит, ты создан таким. Если в тебе осталась хоть искра человеческого тепла, дай ей разгореться, даже если тебе будет очень больно. Бог Месс однажды сказал: если ты приобрел жизнь, ты должен потерять ее. В этом нет ничего особенного. Другие боги, другие пророки в разных местах и в разное время говорили это. И это правда, тысячу раз правда.