— Девушка слева — это моя младшая сестра Хизер. Рядом — ее муж Крис.

— А кто вторая девушка? — поинтересовалась Джулия, глядя на лицо симпатичной смеющейся молодой женщины, крепко обнимавшей Пола за талию.

— Хм, это Эллисон. — (Джулия тактично ждала пояснений.) — Моя бывшая подруга.

— Понятно, — сказала Джулия.

— Мы с ней остались друзьями. Но она работает в Вермонте, и общение на расстоянии — не по ней. Потому наши отношения и прекратились.

— Хороший ты человек. — Джулия смущенно передвинулась. — Наверное, мне не стоило этого говорить.

Пол поднес ее руку к губам и осторожно поцеловал костяшки пальцев.

— А я думаю, тебе стоит говорить обо всем, что у тебя на уме. Заявляю вполне официально: я тоже всегда считал тебя хорошим человеком.

Джулия улыбнулась и деликатно высвободила руку, чтобы своим жестом не обидеть Пола.

Около полуночи Джулия уснула у него на плече. Оба сидели на футоне почти впритык друг к другу. Пол мысленно представлял себе ощущения, которые он испытал бы, целуя и обнимая Джулию. Он уткнулся лицом в ее волосы и покрепче обнял за талию. Джулия шевельнулась, сонно пробормотала имя Эмерсона и спрятала голову на груди Пола.

Пол понял: нужно принимать решение. Если он намерен и дальше оставаться всего лишь ее другом, в дружбе нет места романтическим чувствам и их надо подавить. Он не может сейчас поцеловать ее или попытаться приласкать. Весьма вероятно, что Джулия и не захочет сближения с ним, даже когда ее разбитое сердце исцелится. Но Джулия нуждалась в друге, нуждалась в нем. Он не бросит ее в столь тяжелое для нее время, хотя ради этого и придется терпеть душевную боль, скрывая свои истинные чувства.

И потому вместо того, чтобы уснуть, держа Джулию в объятиях, Пол осторожно перенес ее в спальню и уложил на кровать. Он накрыл ее простыней и одеялом, убедившись, что ей тепло и уютно. Затем он взял подушку, дополнительное одеяло и отправился в гостиную.

Джулия крепко спала в кровати Пола, а сам он ворочался на футоне, глядя в потолок, и настроение у него было довольно паршивое.

В то время как Джулия спала в квартире Пола, Габриель сидел в гостиничном номере, глядя на дисплей ноутбука. Джереми Мартин, заведующий кафедрой и его непосредственный начальник, прислал ему очередное лаконичное электронное письмо. Джереми напоминал, сколько личного и политического капитала он вложил в «спасение задницы» Габриеля. Можно подумать, будто Габриель нуждался в постоянных напоминаниях.

Габриель оторвался от компьютера и посмотрел на кольцо, что носил постоянно. Он поборол желание снять кольцо и прочесть слова, выгравированные за внутренней стороне. Вместо этого, он принялся крутить кольцо, проклиная самую последнюю из своих неудач.

Из Гарварда ему прислали вежливое письмо, сообщив, что его кандидатура им не подошла и что на должность заведующего кафедрой они пригласили профессора Маринелли. Его провал был еще одним направлением, где он подвел Джулианну. Однако сейчас этот несостоявшийся взлет карьеры мало что значил для него. Что толку было бы появиться в Гарварде, если она его не простит?

Габриель досадливо выругался. Какой смысл куда-то ехать, к чему-то стремиться, если она его не простит? Даже в отеле Джулия была с ним. На компьютере, в мобильном телефоне, в плеере и в его голове.

Да, в его голове. Он был прав, говоря, что никогда не забудет ощущений, появившихся у него, когда он впервые смотрел на ее нагое тело; не забудет ее глаз, стыдливо опущенных вниз, и ее щек, покрасневших от его возбужденного прикосновения.

Габриель вспоминал, как склонялся над нею, глядя в ее глубокие темные глаза, как она трепетала под ним, как тяжело дышала, раскрыв рубиновые губы, и как распахнулись ее глаза, когда он в нее вошел.

Она вздрогнула. Габриель почему-то помнил все моменты, когда он заставлял ее вздрагивать. А их было много: когда он стыдил ее за бедность, когда впервые нес на кровать, когда прятал свои пальцы у нее в волосах, а она умоляла только не пригибать ей голову. И еще — когда он признался, что согласился пойти на разрыв с нею…

Сколько же раз за ее короткую жизнь он успел причинить ей боль?

Габриель терзал себя, слушая голосовые сообщения, оставленные ею. Он не ответил ни на одно из них. Сообщения становились все более настойчивыми и отчаянными… пока вообще не прекратились. Он был не вправе ее винить. Он понимал: его сообщения ничего ей не объяснят. Объяснение он уместил в одну строчку единственного электронного письма, отправленного ей. Габриель снова открыл это письмо, представляя ее реакцию.

Послышался горький смех, и эхо послушно его повторило. Габриель вдруг понял, что смеется он сам. Такому сообщению она поверит, а другим вряд ли поверила бы. Он ее потерял. Какая надежда ему остается теперь, без нее?