Ася изо всех сил пыталась переключиться с этих нехороших, неуютных мыслей на что-нибудь другое, более нейтральное, только не получалось никак. Они лезли и лезли, обгоняя друг друга, будто внезапно открылась потайная дверца, выпустившая их на свободу. А выходя на волю, они, эти мысли и чувства, еще и кулаком по ней будто стукнуть норовили. И пребольно. Вот ударил стыд. Вот досада. Вот обида. Вот гнев… Ее будто ломало всю от беспощадных ударов! Или распирало. Или трясло. В общем, ощущения очень даже не из приятных… Да еще и электричка вдруг остановилась, встала в чистом поле и замерла, судя по всему, надолго. Случилось, видимо, что-то. Авария какая-нибудь. А время-то уже к полуночи идет… И как теперь ей до дому добираться, поздно ночью-то? Раньше хоть можно было Пашке позвонить, он бы встретил ее на вокзале обязательно. А теперь звони, не звони – один результат. Абонент выключил телефон, находится теперь, понимаете ли, вне зоны доступа. Не желает этот абонент с ней разговаривать совсем – криков да обвинений не хочет слышать. Сопротивляется так. А ведь и правильно поступает этот абонент, наверное…

Стыд и досада вновь ударили кулаками-молоточками по голове, отозвались звенящей болью в сердце. Будь он неладен, поселившийся в ней сегодня с утра хилый, но такой упорный росток! Вымахал уже с целое дерево и, главное, за такой короткий срок! Может, не надо было разбивать так необдуманно Жанночкины японские духи? А что – с них же все это безобразие и началось…

Электричка притащилась на вокзал глубоко за полночь. Асе повезло – успела-таки добежать и впрыгнуть в случайный ночной автобус. Правда, это был не совсем ее маршрут, но все-таки уже ближе к дому… Выйдя на остановке, она припустила бегом по пустынной ночной улице, все время оглядываясь назад – не идет ли кто за ней. И вдруг со страхом обнаружила: и в самом деле идет. Тут же подкосились, задрожав в коленках, ноги, и душа, екнув, нырнула куда-то в желудок, сжав его болезненным спазмом. Ася снова оглянулась и помчалась что было сил, вся трясясь от ужаса – слишком уж был подозрительным шедший сзади человек. Чересчур долговязым, очень худым, сильно втянувшим голову в воротник короткого плаща. Как будто, если бы он не был долговязым и худым, она б боялась его меньше…

Сердце у нее колотилось так, что сил для бега, сбивающегося на торопливую ходьбу, почти уже не оставалось. Так и не добежав до своего двора, она нырнула в первую попавшуюся арку-подворотню и в темной ее глубине прижалась мокрой от пота спиной к холодной шершавой стене, прислушиваясь к приближающимся шагам. Но «преследователь» быстро прошагал мимо, мелькнув в арочном просвете скукоженной своей долговязой фигурой – слава богу… Облегченно вздохнув, Ася оторвалась от стены, распрямила онемевшие в коленках ноги. А в следующий миг даже не успела толком испугаться – чья-то сильная рука обхватила ее сзади за шею, и острое холодное лезвие ножа ткнулось ей куда-то под подбородок.

Ася помертвела от леденящего страха – не было сил ни пошевелиться, ни закричать. Никогда, никогда с ней не могло произойти такое – так она всегда раньше думала. Потому что такое случается только с другими. Про такое рассказывают в криминальных новостях, про такое снимают свои фильмы-ужасы гениальные американские режиссеры, получая затем заслуженные «Пальмовые ветви» и «Оскары», про такое рассказывают с возбужденным придыханием знакомым и соседям… А вот с ней, с Асей Макаровой, такого случиться просто никак не могло. Внутри ее все возмущалось, протестовало и пыталось объяснить кому-то неведомому, что нет, нет и еще раз нет – с ней такого произойти не может… Тут какая-то ошибка судьбы – нет, нет и еще раз нет… Ей даже удалось тихонько, совсем тихонько пискнуть вслух:

– Неет…

– Тихо. Еще раз пикнешь – убью, – жестко проговорил над ухом отталкивающе-неприятный мужской голос. В следующий момент она почувствовала, что идет. Вернее, не идет, а передвигает бесчувственными ногами, пятится куда-то в глубь арки, увлекаемая твердой рукой с зажатым в ней острым лезвием ножа. Насильник волок Асю все дальше и дальше, в чужой заброшенный двор, и по-прежнему внутри у нее все отчаянно сопротивляется и кричит свое «нет», а тело, напротив, все больше и больше безвольно обмякает и виснет на этой руке, так больно сдавившей ее шею. А мерзкие пальцы уже торопливо шарят по пряжке ремня на джинсах, и весь он суетливо трясется-колотится, и отвратительное сипло-укороченное дыхание бьет горячо в затылок…

И вдруг что-то произошло. Рука, сжимающая ее горло, вдруг резко дернулась, и пальцы разжались, от неожиданности Ася упала – не удержали ноги. И тут же услышала за своей спиной странную возню – там, похоже, дрались. Она с трудом поднялась на ноги, с усилием развернулась лицом к происходящему: и правда драка… Двое мужчин катались по земле, отчаянно барахтались, яростно пытаясь осилить друг друга; один из них держал в очень смуглой, Асе даже с перепугу показалось – черной – руке нож, а другой мертвой хваткой вцепился в эту руку и удерживал ее изо всех сил. Приглядевшись, Ася узнала в мужчине, пришедшем ей на помощь, своего недавнего долговязого «преследователя» и, к сожалению, вынуждена была признать, что спаситель ее в этой драке находится совсем не на высоте и что еще немного, совсем чуть-чуть стоит поднапрячься черной руке, сжимающей нож, и мужчина горько пожалеет о своем благородном поступке, и сожаление это будет самым последним чувством в его жизни… Оглядевшись лихорадочно по сторонам в поисках хоть какого-нибудь тяжелого предмета и ничего такого, конечно же, поблизости не обнаружив, Ася не нашла ничего лучше, как быстро стянуть с себя ветровку и накинуть на голову оказавшегося в этот момент сверху то ли маньяка, то ли рядового насильника, да еще и впиться сквозь тонкую ткань куртки ногтями ему в лицо с такой силой, что тот лишь замотал головой от подобной наглой неожиданности и инстинктивно замахал руками, то есть ослабил хватку и выпустил нож из своей черной руки. А может, не черной, а просто очень смуглой – черт его знает, в темноте и не разберешь… А долговязый спаситель моментально ситуацией воспользовался и тут же завладел холодным оружием противника. И вот уже враг вскочил на ноги и убегает через темную арку на другую улицу – мерзкое кривоногое создание, несущее в себе горе, смерть, отвращение и ужас…

– Ты как, женщина? С тобой все в порядке? Не успели тебя обесчестить? – опускаясь в изнеможении на землю и держась руками за голову, хрипловато и немного насмешливо спросил долговязый и тут же застонал протяжно. – Ой, зараза, больно-то как… Проехался-таки по мне перышком порядочно, сволочь черномазая…

– Да, со мной вроде все в порядке… Спасибо вам… – пролепетала благодарно Ася, изо всех сил пытаясь унять нервную дрожь. Но безуспешно: зубы продолжали выбивать дробь, звонко и довольно противно клацая – было даже неловко перед незнакомцем…

– Да что мне от твоего спасибо! – сердито проговорил-простонал вдруг он. – Скажи лучше, зачем в арку-то эту поперлась? Здесь и двор-то вроде нежилой…

– Да я вас испугалась! Вы же за мной шли и шли по пятам все время!

– Нужна ты, за тобой идти! Я домой к себе шел, видел, что ты оглядываешься, как заяц лихорадочный. Потом смотрю: пропала, только пискнуло вроде что-то в арке. Вернулся, заглянул, – а тебя уже тащит за гаражи сволочь эта! Вот и пришлось героем заделаться. Я, главное, и драться-то совсем не умею…