— Значит, твоя заметка было полное… ты написала плохую заметку.

— Может, я бы так и подумала. Но видишь ли, в чем было дело. Это была моя первая журналистская удача — мне удалось найти того самого мальчика, который год назад задал на телемосте вопрос президенту. Помнишь Ваню Копылова с жалобами на поборы в школах? Тогда еще никто из журналистов не мог его найти, и мы даже думали, что этот Ваня — подсадная утка. А я его нашла! Чисто случайно, конечно, но тем не менее. Оказалось, что он не Копылов, а Копалов. И не Ваня, а Вася. И вот я бегу к Яне с радостной новостью. Но она, с неохотой оторвавшись от Интернета и пробежав первые два предложения, рвет текст и швыряет обрывки мне в лицо. Я рыдаю всю ночь, прихожу на работу, меняю в той же заметке первое предложение и опять подаю ее Яне. И ты не поверишь, но она говорит: уже заметно лучше, Алина, ты делаешь успехи. Что дальше? Заметка выходит на первой полосе, меня отмечают на оперативке, сама Карачарова интересуется способной внештатницей. И какой я делаю вывод? Моя начальница просто стерва. Истеричка.

— Не спорю, Яна человек настроения, — Кудряшову было нечем крыть. Он и сам не раз страдал от приступов гнева Яблонской. — Но ты же с этим смирилась. Наверно, ты поняла, что у Янки все это не со зла. Ты могла сто раз найти себе другого начальника, но почему-то не сделала этого…

— Да, могла бы! Меня, между прочим, звали в «Помело». И Карачарова очень жалела, когда я ушла вслед за Яблонской. Но я решила не распыляться. Раз я с Яблонской, значит, с ней. Тем более, она пошла на повышение.

— Как у тебя все рассчитано! Не думал, что ты такая уж карьеристка, — и Кудряшов натянуто рассмеялся.

— Ну да, у меня есть некоторые цели. И во имя их я решила некоторое время потерпеть ее выходки. Но сейчас, когда Яблонская упала, и ей уже не подняться, зачем мне изображать преданность? Я не любила ее никогда, а сейчас она еще и перестала быть мне полезной. Она для меня никто. Пройденный этап.

— Как-то слишком цинично.

— Как есть, Олег, — и Алина отхлебнула растаявшее мороженое прямо через край креманки.

Наступила пятница 26 декабря — долгожданный день корпоратива. Даже сегодня в «Девиантных» было работы не меньше, чем всегда. И все же кое-кто изыскал возможность уже часа в три начать приятные хлопоты. На кухне Анна Петровна резала сыр и колбасу, а Анжелика Серафимовна — снежинки. Крикуненко по поводу праздника принарядилась в голубую блузку с пышными оборками на груди, на голове при каждом суетливом движении ее владелицы подрагивал пышный кок. Само собой, в ушах покачивались самоцветы — на этот раз, бирюза. На кухне уже тусовался фотокор Димка Филатов — дамы припахали его мыть фрукты и резать хлеб.

— Все хлопочете, хозяюшки? — на кухню заглянул Череп. — А не принять ли нам по пять капель для повышения настроения?

— Ну, как это — без всех, — занудила правильная Анна Петровна. Анжелика же Серафимовна глянула на Черепа так, что он сразу понял: она не против, но прямо ни за что этого не скажет.

Черемшанов достал бутылку водки, но Крикуненко замахала ручками:

— Петр Данилыч, я вас умоляю! В такой день — и столь неблагородный напиток?

— Для вас, Анжелочка, у меня в заначке есть чуть-чуть коньячку.

Чуть-чуть оказалось 250-граммовой фляжкой.

Анжелика пила манерно, долго катала кружку (бокалов не было) в ладонях, дабы согреть напиток. Потом сделала глоток и замерла, вознеся глаза горе.

— Ну что, клопами пахнет? — простодушно заметил Филатов. Они с Черепом только что опрокинули грамм по 70.

— Что бы ты понимал, сопляк! — прыснул Черемшанов. — Анжелика Серафимовна большой знаток вина. Она способна ощутить такие оттенки, которые ты, чурбан, не распознаешь ни при каких обстоятельствах.

— Проверьте меня, Петр Данилыч, — сделав еще глоток коньяка и прикрыв глаза, протянула Крикуненко. — Аромат чернослива, нагретого южным солнцем? Присутствуют сафьяновые ноты?

— Откуда ж мне знать, Анжелочка? — таких понтов не мог вынести даже Череп.

— Петр Данилыч, да читайте вы этикетку-то!

А в это время Корикова — как всегда, с минимумом макияжа, в джинсах и черной водолазке — сосредоточенно работала на компьютере. На ее лице читалась некоторая досада — ей бы тоже хотелось скорее переодеться в принесенную из дома розовую кофточку, подвести глаза и пойти что-нибудь резать на кухню, веселясь и хихикая с коллегами. Когда через полчаса Алина поставила последнюю точку, то ощутила резкое недовольство собой. Статья была вымучена. Если бы не цейтнот — она бы написала ее гораздо лучше. Так она думала.

А Ростунов и Филатов уже сдвигали в корреспондентской столы, Серега настраивал музыкальный центр, а Анжелика Серафимовна ляпала снежинки — признаться, вырезанные отнюдь не филигранно и кое-где заляпанные жирными пальцами — на все доступные поверхности.

— Ну как всегда, все в сборе, лишь один Олег Викторович всех задерживает, — по обыкновению затеял конттреволюцию Череп. — Пойду что ли, потороплю его. Оле-е-г! — и Черемшанов зашагал к кабинету главного редактора.

Кудряшов сосредоточенно всматривался в монитор, и по его лицу было видно, что он недоволен. Напротив сидела Корикова — тоже нахохленная. Она только-только собралась наводить марафет, как Олег вызвал ее к себе: к сданному тексту было много вопросов.