Шрифт:
— Да что опять стряслось? Сегодня вообще можно будет поработать? — недовольно бросила Корикова.
— Юлька… самоубилась… — тяжело дыша, выдал Филатов.
— Колчина? — новость была настолько дикой, что несколько человек даже повскакивали с мест.
— Я к ней, — и Филатов бросился к двери.
— Стоп, стоп, — кинулся за ним Кузьмин. — А это точно правда? Кто тебе СМС-ку-то прислал?
— Юлька и прислала. «После предательства Ромы С. продолжать жить не имеет смысла. Через полчаса я переселюсь в лучший из миров», — по памяти выпалил Филатов.
— Ромы Эс? — разом переспросили все. — Это из-за Светлова, что ли?
— Найду — голыми руками задушу! — и разъяренный Димон выскочил за дверь.
Положив с прибором на правила дорожного движения, Филатов за пятнадцать минут домчал на своих «Жигулях» к дому Колчиной. Прыгая через три ступеньки, взлетел на четвертый этаж, толкнул знакомую дверь — она оказалась не заперта, вбежал в ванну и увидел сидящую на полу Юлю в прелестном, насквозь мокром розовом халате. Вода в ванной была чуть красноватой, больше же крови нигде не было видно — даже на полотенце, которое Колчина прижимала к левой руке. Несмотря на драматизм ситуации, Филатов «на автопилоте» оценил и хваленую полноту чуть загорелых ног страдалицы, и яркий, явно свежий, педикюр. И почему-то проникся от этого еще большей жалостью к Юле.
— Приехал…. Зачем? — и Колчина запрокинула голову. Это был отличный жест, который привел бы в восторг любого режиссера эры немого кино.
— Дура! Зачем ты это сделала? — с заботливостью лучшей няньки напустился на нее Филатов. — Что у тебя с рукой? — он попытался аккуратно отодвинуть полотенце, чтобы оценить размер повреждений.
— Не трогай, я умираю…
— Ну уж хрен! — Филатов без церемоний сорвал полотенце и тут же облегченно выдохнул: — Слава Богу, все нормально! Царапины. Да ты чем, ножничками этими? — он с презрением глянул на валяющиеся рядом маникюрное орудие самоубийства. — Дура, лезвием надо было, или ножиком…
Он устроил Колчину в том самом кресле, где несколько дней назад отрубился с перепою на пару с Ростуновым. Сам же присел на корточках напротив. Для неудавшейся самоубийцы Юля выглядела совсем не плохо — полупрозрачное одеяние, подкрашенные ресницы, явно свежевымытые волосы. Филатов залюбовался на эту лепоту.
— Хотелось умереть красиво, — словно прочитав его мысли, пискнула Колчина. — Но в ванной было так сыро, и я вылезла…
Филатов по-хозяйски извлек из известного ему отсека стенки початую бутылку шампанского и налил доверху прямо в пустую кружку из-под чая. Изрядно пригубив, он протянул чашку Юле. Та с удовольствием отхлебнула.
— Так, а теперь говори быстро — зачем ты это сделала? — решительно заявил Филатов. — Тебя правда Светлов обидел?
— Да… Светлов…
— Телефон, адрес! Я ему башку отверну, а потом поставлю на место и скажу, что так и было! — и без того разбойничья физиономия Филатова опять начала свирепеть, наливаясь кровью.
— Не надо мстить… Я все простила… Пусть будет счастлив с другой, если сможет…
— Так ты… это… гуляла с ним, что ли? — чуть притормозил Филатов. Он до последнего гнал от себя мысли о романтической подоплеке этого происшествия.
— Ну да, что тут непонятного, — Колчина начала немного розоветь и заговорила бойчее, уже без длительных пауз. — Как и все мужики, он клялся мне в любви. А я, дура, верила в его красивые слова. А он… он нашел другую. Скажи, как после этого верить мужчинам? Я больше никогда не смогу полюбить! — Юля запахнула несколько раскрывшийся на груди розовый полиэстер и всхлипнула.
Филатов слушал эти бесконечно избитые слова и сам был готов разрыдаться.
— Есть нормальные парни, Юльк, — мрачно пробасил он. — Не все мы такие сволочи, как Светлов.
— Да??? — взвилась Колчина. — И где эти нормальные парни? Если они и были, то их уже расхватали.
— Ну, я типа неплохой, — скромно произнес Филатов и отвел глаза.
— Да, Димон, ты настоящий друг, — со вздохом констатировала Колчина, как бы в забытьи перебирая джемпер на плече Филатова. — Но друг — это не все, что нужно девушке для счастья…
— А что еще надо?
— Ну как что? Мы, девушки, не можем без комплиментов, нежности, ласки. Мы ждем, когда в нашей жизни появится настоящий мужчина и сделает нас счастливыми. И тогда мы откроем ему свое сердце и подарим настоящую любовь!
Тут Колчина взяла паузу — неужели Филатов и после этих слов не догадается сжать ее голые колени и с придыханием произнести что-нибудь типа: «Юлия, я ваш навеки»? Но фотокор молчал. Наверно, он не был совсем уж конченым дундуком и все-таки чувствовал, чего ждет от него Колчина. Но то ли медлил, не веря до конца своему счастью, то ли смутно чувствовал, что не такое уж это счастье, как ему рисовалось…
— Я так настрадалась от мужской подлости, — продолжила Юля немудреную исповедь. — Когда ты веришь человеку, распахиваешь ему душу, доверяешь самое сокровенное, а он…А теперь ты хочешь, чтобы я поверила, что ты не такой. Но я не могу, не могу! — и она опять захлюпала носом.