В детинце великий князь сошёл с коня, передал повод гридину. Помолился на Успенский собор и, миновав митрополичьи палаты, вступил на княжеский двор. Хотя день лишь начался, город уже зажил повседневной жизнью. У поварни свежевали тушу быка, мясники разделывали её споро. Неподалёку мужики рубили дрова. Завидев князя, поклонились.

Навстречу Дмитрию уже торопился владимирский дворецкий Анкудин. Князь поднялся по ступеням, вошёл в просторные светлые сени дворца. Анкудин принял княжий плащ.

– Ну, сказывай, Анкудин, как жилось без меня?

– На прошлой неделе князь Городецкий приезжал, в Орду отправился, — ответил дворецкий.

Дмитрий от неожиданности остановился, поднял брови:

– Не говорил, зачем поехал?

Анкудин пожал плечами:

– Молчал. С ним бояре и несколько гридней. Без поезда подался, груз на вьючных конях.

Насупился князь, буркнул:

– Видать, с жалобой, стола искать.

Прошёл в хоромы, окинул палату взглядом: те же сундуки кованые у стен, ларцы, лавки и столы. Всё как было, когда в Новгород выезжал. Перед божницей лампада тлеет. Дмитрий перекрестился, вздохнул. Подумал: «Коли с жалобой, Бог ему судья». Встал спиной к отделанной изразцами печи. Тепло побежало по всему телу.

Спросил:

– Велик ли груз у Андрея?

– Всё та конях вьючных.

Повернулся к дворецкому:

– Вели воеводу позвать.

Вскоре пришёл Ростислав. Князь сказал:

– Андрей в Сарай отъехал. — Чуть погодя, добавил: — Подобна грому небесному весть эта.

– Ан, задумал недоброе городецкий князь. Может, княже, на обратном пути укараулим?

– К чему? Коли у него дела злобные, так пусть они на его совести останутся. Однако ты, воевода, помнить должен: ну как он с татарами воротится и Русь зорить начнёт? В таком разе ему отпор надобно дать.

Ростислав слушал, хмурясь, а дворецкий переминался с ноги на ногу.

– Что ещё скажешь, Анкудин?

– От гридней слышал, городецкий князь накануне у московского князя Даниила побывал.

Дмитрий промолчал, долго прохаживался по палате. Ростислав продолжал стоять скрестив руки.

– Нечиста совесть у князя Андрея, — сказал Анкудин, — ох как нечиста.

Великий князь остановился, поглядел на дворецкого:

– Так-то оно так, Анкудин, да не волен я в поступках князей удельных.

Дворецкий удалился. Дмитрий отстегнул саблю, с помощью отрока скинул кольчужную рубаху.

У городецкого князя есть такие бояре, какие за его спиной стоят, — в том уверен. Одно горько: ужели и Даниил с ним? — как бы сам с собой рассуждал великий князь.

Присел к столу, обхватил голову. Воевода и отрок покинули палату. Дмитрий заговорил вслух:

– Кто они, что руку Андрея держат? Борис Ростовский, Фёдор Ярославский?

Всех князей перечислил. Нет, будто бы на него, Дмитрия, зла не держат. Да и в чём Андрей Дмитрия обвинит? Разве в том, что земель не прирезал. Но за это хан великого князя не накажет. Разве что о Копорье и Ладоге Андрей наплетёт?

Неожиданно — даже пот прошиб — вспомнил мурзу Умара: неужели он сторону Городецкого князя возьмёт? Потеребил бороду, сам себя успокоил. Нет, Умар подарки получил, не должен руку Андрея держать.

Злобен городецкий князь, упаси бог. Даниила бы не подбил… А то, что он, Дмитрий, землями с братьями не делится, так откуда их взять? Аль запамятовал, как съезд князей в Любече определил: всяк владей вотчиной своей…

В палате сгустились сумерки. Снова вошёл дворецкий, внёс поставец со свечами, напомнил:

– Князь Дмитрий, ужин ждёт.

Дмитрий поднялся, направился в трапезную. Здесь его уже дожидался Ростислав. Они ели молча. Но вот воевода промолвил:

– Как бы Андрей не воротился с татарами.

Дмитрий вздрогнул. Выкрикнул зло:

– Не хочу верить, что брат татар наведёт! Козни против меня замысливает — это одно, но на разор пойти, Русь грабить? Не Каин же Андрей! В очи бы его поглядеть, прочитать, какие мысли в голове князя Городецкого! Слышишь, Ростислав, не верю, что на измену Андрей горазд!

– Да какие мысли, когда злобствует он. А где злоба, там и предательство, — заметил воевода.

– Забыл завет отца нашего, Невского: не води недругов на землю родную.

Дмитрий закрыл глаза, потёр виски. Не верилось, что брат измену замышляет. Ростислав еду отодвинул, ждал, что князь скажет. А у того лицо исказилось в гневе. Встал, резко отодвинул ногой стул:

– Не говори никому, воевода, что брат на брата замахивается. Может, облыжно всё?