— Нет, есть и такие, что всякое повидали, да и натворили немало, — вот Реган, например.

— Мне кажется, такие больше подходят, — сказала она задумчиво. — Мужчины, знающие жизнь.

— Нет, — твердо ответил Кит. — Мне кажется, повидать жизнь — еще не значит набраться опыта, которым можно поделиться с другими. Самыми широкими взглядами, по-моему, отличаются люди, которые особенно строги к себе. А утихомирившиеся бунтари, как правило, особенно нетерпимы. Ты разве с этим не согласна, Лоис?

Она все так же задумчиво кивнула, а он продолжал:

— Мне кажется, когда один слабый человек приходит к другому, они ищут не помощи, скорее они ищут, с кем бы разделить чувство вины, Лоис. После твоего рождения, когда у мамы начались эти нервные срывы, она, помню, все ходила и плакалась некой миссис Комсток. Господи, меня от этого просто трясло. А мама, бедняжка, говорила, что ее это успокаивает. Нет, мне кажется, чтобы помочь другому, совсем не обязательно раскрывать перед ним душу. Настоящая помощь всегда приходит от того, кто сильнее тебя и кого ты уважаешь. И сочувствие таких людей особенно действенно, поскольку безлично.

— Но людям необходимо именно личное сочувствие, — возразила Лоис. — Они хотят чувствовать, что искушению подвергаются и другие.

— Лоис, в глубине души они просто хотят знать, что слабости знакомы и другим. Именно это они и называют «личным»… А здесь, в нашем старом добром монастыре, Лоис, — продолжал он с улыбкой, — привычку жалеть себя и гордыню из нас вытрясают с самого первого момента. Заставляют драить полы — и все такое. Или вот возьмем представление о том, что, дабы спасти свою жизнь, ею нужно пожертвовать. Видишь ли, мы тут считаем, что чем меньше в человеке человечности — в твоем смысле, — тем больше пользы он может принести человечеству. И этого убеждения мы придерживаемся до конца. Когда один из нас умирает, даже тогда его не возвращают родным. Его хоронят здесь, под простым деревянным крестом, рядом с тысячами таких же.

Голос его внезапно изменился, он посмотрел на нее — серые глаза вспыхнули.

— Но в самой глубине человеческого сердца сокрыты вещи, от которых не избавишься, — и одна из них состоит в том, что я ужасно люблю свою сестренку.

Повинуясь внезапному порыву, она встала на колени с ним рядом в траве, наклонилась и поцеловала его в лоб.

— В тебе есть твердость, Кит, — сказала она, — и я очень тебя за это люблю — и еще ты милый.

Вернувшись в залу, Лоис застала там еще полдюжины друзей Кита: был тут молодой человек по фамилии Джарвис, бледный и хрупкий с виду, — она сообразила, что это, видимо, внук ее знакомой миссис Джарвис, и мысленно сравнила этого аскета с выводком его буйных дядюшек.

Был тут и Реган — шрамы на лице, пристальный сосредоточенный взгляд: глаза его следили за ней, куда бы она ни пошла, и часто останавливались на Ките с выражением, близким к преклонению. Теперь она поняла, что Кит имел в виду под словами «с таким не страшно вместе идти в бой».

«Ему бы в миссионеры, — мелькнула мысль, — в Китай или еще куда».

— Пусть сестра Кита покажет, как танцуют шимми, — попросил один из молодых людей, широко улыбаясь.

Лоис рассмеялась:

— Боюсь, отец ректор отправит меня танцевать за ворота. И потом, не очень-то я его хорошо танцую.

— В любом случае, Джимми, не пойдет это на пользу твоей душе, — назидательно проговорил Кит. — Он вообще склонен задумываться над всякими вещами вроде шимми. Когда он принял постриг, в моду как раз входил этот… матчиш — да, Джимми? — и он весь первый год не мог от этого отвязаться. Помню, сидит чистит картошку, обнимет ведро и выделывает ногами всякие безбожные коленца.

Загремел смех — Лоис смеялась со всеми.

— Одна старушка, которая ходит к нам на мессу, прислала Киту это мороженое, — прошептал Джарвис под прикрытием хохота, — потому что прослышала, что ты едешь в гости. Вкусное, правда?

В глазах у Лоис дрожали слезы.

А через полчаса в часовне все вдруг пошло не так. Лоис уже несколько лет не была на благословении Святого причастия, и в первый момент ее поразили сияющая дарохранительница с белым пятном посредине, воздух, густо напоенный ладаном, солнце, сияющее в витражное окно Святого Франциска над головой и падающее красноватым ажурным узором на сутану того, кто стоял перед ней, но при первых же звуках «О Salutas Hostia» на душу ей будто бы опустился тяжкий груз. Справа от нее стоял Кит, слева — юный Джарвис; она в смущении глянула на обоих.

«Да что со мной такое?» — думала она нетерпеливо.

Посмотрела еще раз. Или в профилях обоих появилась некая холодность, которой она не заметила до того, — бледность губ, странный, неподвижный взгляд? Она слегка передернулась: оба показались ей мертвецами.

Вдруг она почувствовала, как душой отдаляется от Кита. Это ее брат — вот это, этот человек, в котором почти не осталось человеческого. Она поймала себя на мимолетной усмешке.

«Да что со мной такое?»

Лоис провела ладонью по глазам — груз сделался еще тяжелее. От благовоний мутило, а пронзительный, выбивающийся из хора голос одного из теноров резал слух, будто визг карандаша по грифельной доске. Она поерзала, подняла руку к волосам, коснулась лба — он оказался влажным.