Очарованному Дункану было совершенно невдомек, что все это предназначалось вовсе не ему, а чуть левее — глазам, сияющим из-под тщательно увлажненной и приглаженной челки.

Подобно актеру, который, даже будучи всецело захвачен собственным вдохновением, способен составить впечатление чуть ли не о каждом зрителе из первого ряда, Изабель оценила Стивена Палмса. Прежде всего, его светлая кожа разочаровала ее, — оказывается, в ее мечтах он был смугл и строен, как карандаш. Что до всего прочего, она приметила мягкий румянец, идеальный романтический профиль, который эффектно сочетался с ладно облегающим фигуру костюмом и шелковой оборчатой сорочкой того самого фасона, который по сей день приводит женщин в восторг, но уже порядком утомил мужчин.

Стивен молча улыбался.

— А вы согласны со мной? — спросила она внезапно, обратив к нему невинный взор.

Он кивнул и улыбнулся опять — выжидающей, полной надежды улыбкой.

Затем все пришло в движение, и, ведомые Элейн, они направились к своему столу. Стивен протиснулся к ней поближе и прошептал:

— Сядем рядом за ужином, Изабель.

Изабель ахнула — не слишком ли он прямолинеен? По правде говоря, у нее было такое чувство, словно выигрышную реплику героини отдали второстепенному персонажу; все же ей не следует ни на минуту упускать бразды правления. Над столом прокатился хохот из-за путаницы при рассадке, а потом заинтересованные взгляды устремились к ней, сидящей почти во главе.

Изабель сполна наслаждалась всеобщим вниманием, а Дункан Коллард был до того поглощен созерцанием ее разрумянившегося лица, что забыл отодвинуть стул Элейн и слегка смешался.

Стивен сидел по другую руку, излучая самоуверенность и спокойствие, и смотрел на Изабель более трезво. Они с Дунканом заговорили одновременно:

— Я много о вас слышал с тех пор, как вы перестали заплетать косички…

— А смешно сегодня вышло, правда?..

Оба умолкли.

Изабель застенчиво поглядела на Стивена. У нее всегда все было написано на лице, но она решила-таки спросить:

— Как? От кого же?

— Да все о вас говорили, с тех пор как вы уехали.

Она зарделась, как и положено в таких случаях.

Сидевший по правую руку Дункан, сам того не ведая, уже сошел с дистанции.

— Я расскажу вам все, что вспомнил о вас за все эти годы, — продолжал Стивен.

Она чуточку наклонилась к нему, целомудренно рассматривая веточку сельдерея на тарелке.

Дункан отлично знал, что в этих делах Стивену нет равных. Он вздохнул, повернулся к Элейн и завел светский разговор о том, поедет ли та в школу на будущий год.

Конечно, ни Изабель, ни Стивен не были невинными ягнятами, но и только. И даже больше — в игре, которую они затевали, дилетантский статус не имел значения, каждый примерял на себя роль, которую он, возможно, будет играть годами. Оба начали с того, что были хороши собой и очень импульсивны, а все остальное они почерпнули из определенного сорта популярных романов да обрывков разговоров старших ровесников в раздевалке.

Чем больше Изабель вживалась в образ инженю, тем меньше Стивен верил ее огромным невинным глазам. Он выжидал момента, когда маска будет сброшена, но в то же время не подвергал сомнению право Изабель на ее ношение.

А ее, в свою очередь, нимало не впечатлила его напускная поза видавшего виды скептика. Изабель жила в городе побольше и обладала некоторым преимуществом. Но она приняла эту условность среди многих других мелочей, сопутствующих подобным интрижкам. Он знал, что она удостоила его столь исключительным вниманием просто потому, что ее подготовили к этому. Он понимал, что подвернулся под руку за неимением лучшего и должен во что бы то ни стало воспользоваться случаем и упрочить свое положение.

Итак, игра продолжалась, и оба участника проявляли неистощимую изворотливость, которая ужаснула бы их родителей.

Полдюжины юных сотрапезников покончили с ужином, и начались танцы.

Все шло как по маслу — у Изабель отбоя не было от кавалеров, они то и дело перехватывали ее друг у друга, а потом пререкались по углам: «Ты мне и шагу не дал ступить!» — «Ей это тоже не понравилось, она так и сказала, когда я ее отбил в следующий раз».

Истинная правда — она говорила это каждому и каждому мягко сжимала руку, словно говоря: «Стоило прийти сюда только ради того, чтобы потанцевать с вами!»

Но время шло, два часа спустя менее утонченные ухажеры сообразили, что полезнее обратить свои псевдострастные взоры куда-нибудь еще. К одиннадцати часам Изабель и Стивен сидели на кожаном диване в маленьком кабинете позади читального зала. Она всерьез полагала, что им, как самой красивой паре, место на этом кожаном диване, а менее яркие светлячки пусть стрекочут и порхают внизу. В глазах проходящих мимо двери парней читалась зависть, девчонки, случайно заглянувшие в кабинет, хихикали или хмурились и кое-что брали на заметку.

Пьеса близилась к кульминации. Они уже успели обсудить подробности долгих лет, прошедших с предыдущей встречи. Многое из того, что Изабель услышала, было для нее не ново: первокурсник играет в хоккейной команде. Стивену довелось узнать, что некоторые ее знакомые парни из Балтимора «ужасные повесы», приходят на вечеринки навеселе, большинству лет по двадцать и больше и все гоняют на «штуцах». Чуть ли не половину из них неоднократно исключали из всевозможных пансионов и колледжей, но их имена были на слуху в мире спорта, и Стивен глядел теперь на Изабель с обожанием.