Шульга был уверен, что Ефимов уже в этом полете попросится ручку попробовать. И даже немного разочаровался, что новичок не проявил никакого интереса к пилотской кабине. Как сел на откидной стульчик в салоне, так и просидел до самой посадки. Сам Шульга не удержался бы.

Зато когда сели и зарулили на стоянку, когда Шульга смачно потянулся, предвкушая отдых – впереди была суббота и воскресенье, а значит и подледная рыбалка, – к нему подошел Ефимов и попросил разрешения посидеть в кабине.

– Валяй, – сказал Шульга, а технику тихонько поставил задачу понаблюдать и доложить.

Вечером спросил у Свищенко: «Ну, как он?»

– Да он знает вертолет не хуже нас с вами, – ответил тот ничтоже сумняшеся. – Видать, летал уже.

– Ты что, проверял его? – насторожился Шульга.

– Да он сам попросил.

– Ну и что?

– На все вопросы ответил.

– Знаю я твои вопросы, – не сдавался Шульга. – Небось спрашивал: где колеса, а где несущий винт.

– Какие там колеса? – Техник суетливо расстегнул замок портфеля и достал из него общую тетрадь. Так же суетливо перебросил несколько страниц и протянул тетрадь Шульге. – Почему, говорит он мне, фазовый угол между максимальной подъемной силой лопасти и максимальным ее взмахом на этой формуле меньше девяноста градусов? Ведь несущий винт имеет горизонтальные шарниры лопастей на оси вала, и фазовый угол должен быть равным девяноста.

– А ты? – Шульгу уже просто заинтересовало, достойно ли вышел из положения его техник. Все-таки лучшим в эскадрилье считается. – Что ты ему ответил?

– А я так сказал: сами, товарищ майор, залезли и джунгли теории, сами и выбирайтесь. Ось вин и почав малюваты. – Свищенко, когда волновался, всякий раз переходил на родной украинский, хотя в спокойной обстановке мог говорить даже без акцента.

– Неужели сам допер? – Шульга не мог поверить, что Ефимов за два часа полета мог успеть проникнуть и такие теоретические тонкости.

– Залез наверх и сразу обнаружил регуляторы взмаха, – самодовольно подвел итог техник, будто в проницательности Ефимова была его личная заслуга. – Тут, говорит, разнесенные шарниры, и в этом весь фокус.

В понедельник, прибыв в эскадрилью, Шульга и первую очередь направился в профилакторий. Он подумал, что Ефимов еще спит, – часы показывали начало седьмого и только-только выбежали на зарядку солдаты; вчерашний ледок ритмично хрустел под подошвами тяжелых сапог. Без стука вошел в одноместную комнату, где распорядился поселить новичка, и приятно удивился: Ефимов, обложившись плакатами и книгами, что-то усердно записывал в рабочую тетрадь.

– Всерьез, что ли, решил стать вертолетчиком? – искренне удивился Шульга. – Неужели все это тебе интересно?

Ефимов выпрямился, улыбнулся.

– А почему бы и нет? Я летчик. Профессионал. Коль скоро назначен на вертолет, обязан знать его, как профессионал. Отличия от истребителя есть, но ведь тоже летательный аппарат. Если не будете торопить, теорию я вам сдам в полном объеме.

«А почему бы и не сделать из него отличного вертолетчика? – азартно подумал Шульга. – За полгода. И – на левое сиденье. Вот это будет рекорд». А вслух спросил:

– Сколько месяцев просишь?

– Ну, уж месяцев, – мягко возразил Ефимов. – За неделю, полагаю, управлюсь.

У Шульги было правило: с хвастунами много не разговаривать, а учить их, как учат в деревне котят – мордой об пол. Поэтому сразу потерял интерес к Ефимову и жестко сказал:

– Зачет в следующий понедельник. Провалишь – сроки сдачи назначу сам. – И вышел.

Решив, что имеет дело с человеком недостаточно серьезным, Шульга тут же выбросил его из памяти, тем более что работы в эти дни хватало – эскадрилья готовилась к весенней проверке, а план по налету трещал по всем швам. Нужен был «минимум», нужен был «сложняк», молодежь с надеждой прислушивалась к сводкам метео, но почти над всем континентом лениво распластался устойчивый антициклон. И ни одного прорыва, ни с Севера, ни с Атлантики. Днем – мороз и солнце, а ночью – луна и мороз. И единственное, что мог в этих условиях сделать командир, это полеты под шторкой. «С паршивой овцы – хоть шерсти клок».

Тем не менее в следующий понедельник он с утра собственноручно написал приказ о приеме теоретических экзаменов у майора Ефимова, не забыв в состав экзаменационной комиссии вписать собственную фамилию. Знает он своих сердобольных замов. Расчувствуются от умиления, разохаются, подсказывать начнут. Нет уж, голубчик, экзамен будет настоящий, как перед допуском в рай. Или – или.

Первым высказал удивление инженер эскадрильи. В приказе он значился председателем экзаменационной комиссии.

– Это авантюра, Игорь Олегович.

– А если человек рвется в бой?

– Он сам? Тогда это авантюра в квадрате.

Штурман эскадрильи только ухмыльнулся:

– Нахалам везет.

Инженер ТЭЧ досадливо крякнул:

– У меня работы, хоть на голове ходи, а я должен самодеятельностью заниматься.

Настроением комиссии Шульга должен был прямо-таки восхищаться – эффект будет феерическим. Но Шульга потому и был Шульгой, что в его крови жил неистребимый дух противоречия.

– А кто вам дал право обсуждать приказы?! – прикрикнул он. – Человек, может, ответственностью проникся, в строй хочет быстрее войти. А где хотенье, там и уменье. Чтобы мне без амбиции. Строго, честно, но по-товарищески. – И не удержался от шпильки перед расставанием. – Вам самим не помешает в учебники заглянуть. Стыдно будет, если ученик уличит в промашке. А он такой, этот Ефимов…