– Так точно, товарищ командир, – сказал тот спокойно, всем видом показывая, что разряд гнева он благополучно пропустил в песок.

– Нет, ты еще ничего не понял, – уже тише сказал Шульга. – Но поймешь.

И эта тихая реплика встревожила техника больше, чем весь обличительно-гневный монолог. Он посмотрел на командира, беспокойно заерзал, пожал плечами, махнул рукой:

– Хочь стреляйте, хочь вешайте. Я не знаю, чим провинився.

«Нет, – думал Шульга, – я все сделаю, чтобы Ефимов показал вам, как надо служить, как надо летать и как вообще к делу относиться. Это чушь собачья, что в наши дни перевелись Чкаловы. Просто тогда было больше людей, которые не боялись брать на себя ответственность, которые давали таким, как Чкалов, возможность проявить свой талант».

Шульга безусловно знал, что и Чкалова отчисляли за недисциплинированность из истребительной авиации, но это не вписывалось в его гневно-обличительные размышления, и он о «таких мелочах» даже вспоминать не хотел, не то что полемизировать с самим собой. А вот идея вырастить своего Чкалова захватила его своей возвышенной привлекательностью.

А что? Страдать, так за святое дело. Пусть знают наших! Официально он летчик-снайпер, значит и полеты ему будем планировать на подтверждение классности. Под завязку! А потом еще знакомому корреспонденту позвоню, пусть распишет…

– Товарищ командир, – вернул его к реальности штурман, – подходим к контрольной точке. Я предлагаю входить в ущелье восточным маршрутом.

Шульга все еще был в воспоминаниях, будто заново переживал приятные волнения тех далеких дней, и этот нелепый вопрос задал штурману механически, чтобы выиграть время и сообразить что к чему.

– Такой крюк давать?

– Зато быстрее будем в зоне прямой радиовидимости. С восточной стороны ущелье более широкое, без изгибов. Скоро рассвет, зайдем со стороны солнца.

– И безопаснее, – добавил Свищенко. – Ежели стрельнут со склона, не достанут.

– Так бы сразу и сказали, что дрейфите, – буркнул Шульга, но предложение штурмана оценил: сейчас главное установить связь. – Добро, идем восточным.

Никогда и ничего Шульга так не хотел, как благополучного завершения этой операции. Если вернется Ефимов со своими хлопцами, если они сегодня, как всегда, всей эскадрильей живые и здоровые, соберутся в столовой на завтрак, ей-богу, это будет лучший день в его жизни!

– Только бы все вернулись, – сказал он вслух и как будто не к месту, но ни штурман, ни техник не переспросили его. Их мысли были созвучны с мыслями командира.

В начале апреля морозы отпустили и на ленинградских улицах начали неторопливо таять скопившиеся у поребриков толстые наледи, растекаясь по асфальту черными потоками. Наезжая на эти потоки, машины выстреливали из-под колес веерами грязных брызг, окатывая тротуары, стены домов, прохожих. Водители, конечно, понимали, что причиняют пешеходам неприятности, но даже не пытались притормозить или объехать опасную зону.

Попал под такой «шприц» и Волков, когда стоял в толпе на переходе, ожидая зеленого света. Маслянисто-ржавые пятна проштамповали брюки, летнее пальто, попали даже на фуражку. «А чтоб тебе слезами облиться», – бросила вслед самосвалу пожилая женщина, смахивая ладонью с плаща брызги грязи. «Ни стыда ни совести, – поддержал ее интеллигентный мужчина. – За границей за такие фокусы рублем бьют. А тут обнаглели до предела». – «Допустим, не рублем, а фунтом или долларом. Рублем такого не проймешь…» – хохотнул молодой парень и посочувствовал Волкову:

– Придется вам прямо в химчистку, товарищ полковник. На службу с такой расцветкой не сунешься.

Волков досадливо вздохнул и пошел к троллейбусной остановке. Явиться в таком виде в штаб он, ясно, не мог. Надо только позвонить, чтоб к девяти не ждали. На остановке Волков зашел в будку телефона-автомата, порылся в кармане, не найдя «двушки», бросил в щель гривенник.

Позвонив дежурному по штабу, Иван Дмитриевич снова вернулся на остановку. Народу, естественно, поднакопилось, и Волкову пришлось поработать локтями. Сдавленный в проходе чужими телами, прижатый бедром к спинке сиденья, Иван Дмитриевич вспомнил былые дни, когда к его услугам была и персональная машина, и телефон, и лихача этого на самосвале он бы отыскал в своем гарнизоне, уж это будьте уверены.

Не рвался он на новую должность. Знал, штабная работа – не его удел. Держался до последнего, ссылаясь на необходимость поставить полк на крыло. Впрочем, необходимость эту никто не брал под сомнение: перебазирование полка на необжитый аэродром потянуло непредсказуемый поток проблем. Обживать пришлось не просто новый аэродром – новые условия жизни и службы, новые принципы боевой учебы, новую психологию.

Должность у Волкова в штабе ВВС округа и по званию, и по окладу почти равноценная. Хотя масштабы, конечно, не сравнишь. Размах, будь здоров! И если учитывать перспективу, нынешняя школа ему пригодится. Опять же – Ленинград, нормальный рабочий день, если не в командировке. Маша воспрянула, лекции в Политехническом читает по промышленному дизайну. В театр стали ходить, в музеи, в кино бегать, как студенты. Впервые Иван Дмитриевич добрался до книжных полок. Не жизнь – сказка. А какую квартиру на Ржевке дали! Мечта! Вот только телефона нет, а так – полный комфорт.