Внизу, в главном зале, слуга поклонился ей и попросил пройти с ним в малый салон, где был приготовлен чай. Там находился Николас, а Инез разливала чай из тяжелого серебряного чайника. Старый сеньор сидел со всеми вместе, но пил только кофе, разбавленный коньяком; он устал и одновременно был счастлив, многословно описывая хитрые ходы, с помощью которых он победил в шахматном сражении донью Фелипу.

Медленно ползло время. Клэр не пошла смотреть теннисный матч между Николасом и Мануэлем, оставшись в другом, более обширном салоне с журналом, открытым на коленях, и сигаретами, лежавшими рядом на столике.

Салон постепенно наполнялся людьми, появились напитки и закуски. То там, то здесь раздавался смех и звучала речь о дне, проведенном в играх, ловле рыбы или просто в ничегонеделании.

Клэр тоже смеялась. Как она еще могла скрыть возраставшую боль от мысли о том, что завтра Мануэль Кастро навсегда исчезнет из ее жизни?

Глава 4

После утренней службы в церкви уже всем стало известно, что граф покинул остров, пилотируя один из своих личных самолетов. Привыкшие к подобным случаям давние жители острова говорили, что для Мануэля стало традицией прощаться со своими знакомыми простым и вежливым «С Богом!» за ночь до своего отлета. А были и такие, которые беспечно замечали, что сами собираются возвратиться в Португалию через несколько недель, где они снова станут общаться с ним в театрах и на приемах. Остров без проживающего в своей резиденции графа превратился просто в «мунита компоне за», что значит в переводе с португальского нечто вроде «утратившего привлекательность».

«Утративший привлекательность» — было для Клэр совершенно неподходящим словосочетанием, чтобы объяснить ту мрачную летаргию, в которую погрузился теперь весь ее мир, это было слишком мягким и, возможно, красивым для кого-то определением. Собственно, она и не рассчитывала даже в самых смелых полетах своей фантазии на что-нибудь большее, чем его дружеский интерес как к иностранке, оказавшейся на португальской земле. Ей было бы менее обидно, если бы он позволил себе хоть слабый намек на сожаление, чтобы сделать более многозначительным свой прощальный поклон. Он же всего-навсего склонился к ее руке и сказал:

— До свидания, мисс Уиндхем.

Мануэль исчез, спокойно избавившись от всего, как бы стремясь к более полной, более во всех отношениях важной для него жизни.

Пролетела неделя. Десять дней. Клэр сказала себе, что настоящий уклад ее существования и должен быть именно таким, как, собственно, и предполагалось до того, как она прилетела на этот остров. Она оставалась английской компаньонкой женщины-португалки и к тому же постоянно находилась практически рядом с Николасом. Мануэль оказался каким-то дополнением, грустным, холодным и в то же время милым испытанием, за которое она была благодарна судьбе. Но даже при роковых утратах у людей все же не находится времени для благодарности судьбе. Она не могла не вспоминать его особую индивидуальность, мужественную грацию и силу, ловкие руки и голос с особым, невероятно привлекательным акцентом. Даже на Святой Катарине, где обильное и ленивое сияние солнца сменялось очаровательными ночами, простые и веселые люди оставались образцом мирного и доброжелательного отношения друг к другу, оказалось вполне возможным чувствовать себя совершенно изнуренной и упавшей духом. Ей хотелось чем-то занять себя, причем как можно больше, ради того, чтобы дни проходили быстрее. Было просто ужасно жить и существовать с таким настроением!

Необходимость быть постоянно занятой заставляла Клэр чаще искать встреч с Николасом. Она проводила время в беседах с ним на его узкой веранде в бунгало или брела к новой дороге, чтобы наблюдать за работой этих странных мулатов. В воскресные дни они ходили вместе купаться, а в одну из суббот поднялись на вершину Понта-Розарио.

Сидя на пружинистой траве и обхватив руками колени, Клэр смотрела на множество крыш и куполов, составлявших панораму порта.

— А что ты собираешься делать, когда дорога наконец будет завершена? — спросила Клэр.

— Пока еще не знаю, — отвечал Николас тем монотонным полувопросительным голосом, который ее неизменно раздражал. — Граф все еще заинтересован в финансировании новой строительной компании, и на ее богатой основе я уже разместил несколько заказов на подряд на более мощные контракты в районах Опорто и Браганзы. Я не очень уверен, что мои услуги найдут более высокую оценку в Африке. Конечно, там тоже идет процесс неизбежного развития, но с крайне болезненной медлительностью.

— Ты же мне говорил, что практически все время, которое там провел, ты был нездоров.

— Так там себя чувствует большинство людей.

— Что касается Африки, то ты отдал ей должное. Ты там трудился, не жалея сил, и строил в джунглях дороги и мосты. Прошу тебя, перестань даже думать об этом! Если ты снова туда отправишься, то окончательно подорвешь свое здоровье.

— Возможно, ты права, — согласился он. — Только в высшей степени выносливым людям все это под силу после тридцати пяти лет.

Он улыбнулся.

— Ты что, начинаешь беспокоиться за меня, не так ли? Мне думается, что ты находишь весьма странным, что мужчина в моем возрасте все еще не решил, где же он собирается осесть?

Да, но не странным, подумала Клэр, а несколько тревожным, и ей не хотелось, чтобы именно таким образом что-то происходило с Николасом. Он заслуживал гораздо большего. Раньше она совсем не относила его к числу людей, которых следовало спасать от самих себя. К сожалению, он все больше и больше становился не поддающимся влиянию, подобно непокорному английскому дубу.

— Если бы ты был женат, у тебя не было бы сомнений на тот счет, где жить, — заметила она, глядя на него. — Ты бы стал одним из тех прекрасных бескорыстных мужей, которые готовы направиться куда угодно, только бы была счастлива его жена, поскольку ее счастье одновременно было бы твоим собственным.