Шрифт:
Утомительная операция осторожного перекладывания больного запомнилась вымазанными в зелёную кровь руками и курточкой и усилившейся мигренью - хотелось проглотить таблетку "гильотина" и запить всё это цианистым калием, лекарством от поноса и насморка.
Впрягся в повозку, будто в орало, сделал глубокий вдох, означавший стартовый выстрел в воздух, с той только разницей, что забег (заход, заползание) будет идти не на время, а на расстояние, и, преодолевая упорные в своей бесконечности метры, с настойчивой ритмичностью стал переставлять нижние конечности. Тут главное дойти до автоматизма - ты уже спишь, а ноги продолжают шлёпать как ни в чём не бывало.
Преодолев первые метров сто - сто пятьдесят - двести - триста, молчание и одинокое шлёпанье, испуганно срывающееся из-под ног, носящееся вперёд и назад по коридору, стали ощутимо угнетать, заигрывая со вздыбившейся шевелюрой, что я решил развлечься диалогом с якобы задумчиво молчащим гадом.
– Думаешь, мы так сильно друг от друга отличаемся, зеленокожий чувачок? Ответь мне: если звездануть тебя по кумполу гантелькой, добавит тебе это оптимизма? Вот-вот, молчишь. А такая картинка тебе знакома: человеческий черепок и надпись под ним: "Не влезай, убьёт!"?.. Связались вы с бравым Риком, влезли на его кипящий чайник, так что сами виноваты. Таскай вас теперь на горбу по реанимациям, как "Скорая помощь" со спущенными колёсами...
Тут я не на шутку осерчал на затянувшееся ехидное молчание гада и прошёлся по сравнительной анатомии человеческого и гадовского организмов, упирая на органы размножения и выброса шлаков, а также мыслительный аппарат, без всяких сравнений почему-то оказавшийся между двумя предыдущими пунктами хит-парада, и впрямую зависящий от оных.
Убедиться в сходстве строений мне помешала собственная шея - при той сумасшедшей скорости, что мы набрали, поворот головы был чреват окончательной и бесповоротной остановкой, а какая-то ничтожная сознательная часть сознания (извините за каламбурчик) настойчиво убеждала, что этого делать не стоит. Мне не было сил ей сопротивляться, и я продолжал практически парить над полом, ибо ни рук, ни ног не чувствовал.
– ...небось какая-нибудь гадочка - или гадик?
– подозрительно прислушался, но не услышав опровержения, облегчённо вздохнул. Довольный своей проницательностью - типа угадал пол своего пациента, - льёт крупные крокодильи слёзы по тебе на родной планете, а маленькие гадики, омолодевшая твоя ксерокопия рисуют и пишут в садиках и школах: "I need my daddy"...
Почему инопланетные дети должны были изъясняться на английском, я не смог объяснить даже самому себе. И этот факт меня смутил. Поэтому следующие несколько мгновений прошли в упорных и жестоких раздумьях: могут ли гады знать английский язык вообще? В конце концов я сам же ответил на этот вопрос: почему бы и нет? Ведь даже выходец из хутора Коржовки может знать язык чукчей... Но не знает. И, возможно, в своё время недостаточная подготовка Кука помешала ему пообщаться с аборигенами более конструктивно.
– Мы вот с тобой столько трещим, а до сих пор не познакомились, - я буркнул недовольно.
– Нехорошо. Как тебя зовут?..
– Муля, - пискнул голосок.
– Интересное имя, - пробормотал я со значением, ничуть не удивившись.
– Очень приятно, - добавил торопливо.
– А меня - Рик, - прислушался6 никаких комментариев сзади.
– Да-да, именно тот самый пресловутый Рик, по сравнению с которым Сцилла и Харибда - дети дошкольного возраста. Так что вам просто не повезло так нарваться... Особенно тебе...
– виновато вздохнул.
– Больно?
– жалостливо поинтересовался и торопливо продолжил, чтобы не расстроиться пуще прежнего от ответа "Да".
– Ничего, у меня есть знакомый доктор - меня с ним Чернявый познакомил - знаешь такого красавца?
– спросил с ехидцей.
– Он тебя не охмурял? Ах да, - спохватился, - ты же у нас мужчина...
– Женского пола...
– Вот тут я здорово труханул (крайняя степень смущения).
– У нас воинами становятся женщины, - объяснил... ла Муля.
– Мужские особи оберегают семейный очаг.
– Так это что ж выходит...
– пролепетал в замешательстве.
– Чернявый к тебе приставал?!
Пот заливал глаза, а словесный поток, посещавший голову казался бредом. Но меня это не напрягало, ибо не мешало, а помогало основному процессу - передвижению к витакамере. Я обязан был доставить Мулю к доктору, чтобы подчинить её. В какой-то момент даже показалось, что на пути выросли внушительные конусообразные фигуры, но я только устало махнул рукой, и этот глюк рассеялся по сторонам. Дождусь, что скоро начнут мерещиться обнажённые красавицы... Ну, действительно, есть в этом нечто пикантное: голая дамочка, так сказать в качестве почётного эскорта. Ладно, я даже не против, я даже за... Пусть их будет несколько! А что?! Я что, какой-то извращенец, делающий вид, будто лицезрение женского обнажённого тела меня не радует, не возбуждает, не вдохновляет, не пробуждает аппетит?! Понятно, смотря какого обнажённого... Но я же не прошу, чтобы меня эскортировали дамы в почтенном возрасте или соплюхи, выползшие из памперсов и использующие бюстгалтер в качестве халата! А если...
Хватит!
– раздался в голове тонкий ханжеский голос. Я подумал... и заткнулся. В смысле, в этом направлении. Нужно усыпить внимание этого зануды. Соорудить берлогу в виде этакого прилизанного Эдема, где Адам приносит зарплату домой и ежедневно снимает свежую звёздочку Еве, которая попросту фригидна и не собирается отвлекать его от этого нудного занятия и сидит в чепчике, и лижет умилительным взглядом, от которого даже у постороннего наблюдателя задница слипается; а змей в этом Эдеме - вегетарианец и давится бананами, даже отрыжка от которых в полгрозы - жутко бедняга мучается животом, так что ему не до соседей по лестничной площадке... На чём я остановился? На берлоге? На берлоге. Потом сотворить сладкую лапу, окунуть её в семейные приятности, дружескую и любовную идиллию, начальственное мудрое покровительство, сладость детских соплей, непринуждённость старческого маразма - и прочих иллюзий, дабы неоднозначный индивидуум засунул конечность в свой порядочный рот и заткнулся на неопределённое зимнее время.
– Муля, у тебя дети есть?
– родился у меня вопрос не в тему.
– Нет, я ещё молода.
– А...
– протянул отсутствующе - впереди, в конце коридора появилась многозначительная дверь без опознавательных знаков, но по предыдущим экскурсиям я помнил, что так выглядит вход в местный медпункт.
– А печень у тебя есть?
– спросил с любопытством, не отрывая вожделенного взгляда от нехотя приближающегося входа.
– Что это?