— Ты счастлива? — спрашивал я, уже садясь в машину и прощаясь.

Она молчала.

— Ты же хотела всего этого, Ира, — говорил я, показывая на башню корпорации «Снег».

Она молчала.

Она так ничего и не сказала о чувствах. И на мелкие кудряшки её чёрных волос падал, падал февральский питерский снег.

— В общем, смотри, картина такая, — говорил Солодовников. — Сидоров сейчас едет по Сибири, встречается с коллективами предприятий. В пятницу он был в Иркутске на авиазаводе, в понедельник — в Братске на алюминиевом, сегодня у него пресс-конференция в Москве, дальше — Красноярск по плану, Кузбасс. В его выступлениях добавилась критика твоих планов по развитию энергетики — называет их невыполнимыми прожектами, а тебя — питерским мечтателем.

— Далеко не худшее определение, кстати, — встряла Марина. — Может даже в плюс нам сыграть. Русский народ всегда любил мечтателей.

Я кивнул и задумчиво потёр подбородок, ловя неодобрительный взгляд Знеровой.

— Остальные что-то интересное делают?

Олег скорчил скептическую гримаску.

— Все что-то делают. Ездят, выступают, устраивают встречи с избирателями. Только ты сидишь в Москве, прохлаждаешься. — Он умолк, затем продолжил медленнее, как будто тщательно подбирая слова: — Надо быть ближе, что ли, к людям.

Я нахмурился:

— Олег, это не первый наш разговор на данную тему. Могу лишь повторить всё то, что я тебе уже сказал. Никакого толку не вижу от таких поездок.

— Наши конкуренты ездят, Платон… — начал Солодовников.

— И флаг им в руки, — прервал его я. — Молодцы, пускай ездят. Пусть собирают трудовые коллективы на встречи с кандидатами. Я же видел эти собрания — нагонят работников почти силком, те сидят, зевают и мечтают, чтобы говорун на трибуне скорее умолк и дал им домой уже пойти.

— Вопрос в том, как говорить и что говорить, — опять встряла Марина. — Можно сделать не скучное мероприятие, а конфетку.

— Можно, — согласился я, непроизвольно повышая голос. — Можно вложиться, напрячься, прилететь в какой-нибудь Усть-Илимск, провести мероприятие на двести человек, сто из которых и так за меня проголосуют, а ещё десять, ну хорошо, двадцать, мы убедим в итоге меня поддержать. И что? До выборов меньше месяца, если больше ничем другим не заниматься, то можно посетить городов пятнадцать. В каждом — по два собрания максимум. Итого в сухом остатке мы имеем, — я перемножил в уме числа, — аж шестьсот человек, которых мы убедили проголосовать за меня. Ну, пусть будет тысяча, две — но не больше. А сколько у нас всего избирателей?

Вопрос повис в воздухе. Олег спокойно щёлкал клавишами ноутбука, даже не глядя на меня. Он уже понял, что и на этот раз убедить меня съездить в агиттур не получится. Марина молчала, мысленно подыскивая контраргументы.

К нам подошёл Эдик Зеленский.

Эдик занимался сбором информации всех сортов, от открыто публикующихся рейтингов и новостей до конфиденциальных сведений о других кандидатах, так или иначе попавших в Интернет. Или пока не попавших. С компьютерами он обращался даже не на «ты», а как с дворняжками, покорно служащими своему хозяину и подающими по его просьбе лапки. Высокий, крупный, кудрявый и голубоглазый, Зеленский быстро получил от острой на язык Марины определение «Есенин на стероидах».

На сей раз Эдик имел встревоженный вид, что не слишком вязалось с его обычной флегматичной индифферентностью. Не говоря ни слова, он передал Солодовникову принтерную распечатку. Тот пробежал глазами текст и сразу же потемнел лицом. Марина вырвала лист у него из рук, прочла и присела на стул с растерянным видом.

— Мне-то дайте прочесть! Что там? — сказал я, устав наблюдать эту пантомиму.

Знерова протянула распечатку мне.

— Катастрофа, Платон, — выдохнул Солодовников.

Удар, судя по всему, готовился долго и тщательно. Атака пошла массированно, сразу по нескольким направлениям. Одновременно во все доступные СМИ вбросили компромат на меня как на виновника гибели злополучного самолёта Петербург — Самара. Новостные сайты наперебой обсасывали подробности моих якобы доказанных связей с чеченскими боевиками и даже вечно живым Бен Ладеном. Газеты, ссылаясь на анонимных «доброжелателей», печатали истории о моём тюремном заключении. Они утверждали, что из «Крестов» я сумел выбраться лишь благодаря огромным взяткам и коррумпированности нынешнего генерального прокурора.

Чудесным образом совпавшая по времени пресс-конференция Сидорова, первоначально посвящённая чему-то другому, собрала рекордное количество журналистов и крутилась лишь вокруг этого компромата. Мой оппонент, не скрывая торжества, вещал о том, что я вступил в президентскую гонку лишь для того, чтобы, получив иммунитет, скрыться от ока правосудия и заодно отблагодарить своих «чеченских спонсоров», передав им территории Закавказья.

На горизонте сразу же появился мой давний знакомый Кропотов, ведший когда-то дело о гибели самолёта и упёкший меня в тюрьму. Чувствуя за спиной поддержку, он дал скандальное интервью, в котором прямо подтвердил материалы о моих связях с террористами. Увидев на телеэкране его шакалье лицо, я в ярости сжал кулаки.