— Назначить взыскание, сэр?

Тот недоумённо поднял бровь:

— Взыскание?

— За неположенное оружие, сэр.

Уиндхэм отрицательно покачал головой. На его взгляд, с Харпера было довольно взысканий:

— Отставить, сержант.

— Так точно, сэр.

Хейксвелл почесал шрам и потрусил следом за командиром. Когда смотр окончился, а полковник скомандовал вольно, Хейксвелл снял кивер и вперился в его засаленные глубины. Губы сержанта растянулись в блаженной улыбке. Шарп подошёл к лейтенанту Прайсу, бледному даже под слоем жжёной пробки, и кивнул на Хейксвелла:

— Что он делает?

— Бог ведает, сэр, — Прайс до сих пор смотрел на Шарпа снизу вверх, — Каждый раз одно и то же: он скидывает головной убор, пялится внутрь, роняя слюни, и опять одевает его на башку. Он — псих, сэр.

— Снимает и пялится?

— Верно, сэр. Ему место в Бедламе [10] , сэр… — Прайс ухмыльнулся, — Хотя армия тоже подходит…

Только Шарп примерился отобрать у желтомордого семистволку, Уиндхэм, усевшись в седло, потребовал внимания. Хейксвелл живо вернул кивер на макушку, сдвинул пятки и принялся есть начальство глазами. Уиндхэм пожелал роте удачи и напомнил, что их дело — защищать сапёров в случае обнаружения тех противником, не более:

— Вперёд и счастливой охоты!

Шарп провожал тоскливым взглядом вливающуюся в траншею роту (Хейксвелл всё ещё нёс чудовищное творение оружейника Генри Нока). Всем своим существом он тянулся идти с ними. Его стремление подстёгивало понимание того, насколько важен этот взрыв, как он облегчит штурм бреши обмелевшая запруда.

Вместо этого стрелок присоединился к Уиндхэму. Когда колокол в городе пробил пол-одиннадцатого, по знаку полковника девять рот высыпали на бруствер. Уиндхэм тихо сказал:

— Они должны быть на месте.

— Да, сэр.

Полковник зачем-то наполовину вытащил из ножен клинок, невидяще посмотрел на него и задвинул обратно:

— Джек, где вы?

Подскочил Колетт:

— Сэр?

— Вы готовы?

— Так точно, сэр!

— Как только прозвонят одиннадцать, начинайте.

Колетт скрылся во тьме. Майор, ответственный за атаку, повёл выделенные ему четыре роты к форту, защищавшему дамбу. Остальные роты полковник пока придерживал в резерве, втайне надеясь, что отвлекающий штурм обнаружит слабость обороны и перейдёт в настоящий. Полковнику хотелось во главе полка преодолеть ров, взлететь на стену и лично захватить укрепление. Шарп скривился. Интересно, как дела у Лёгкой роты? Ни окриков часовых, ни выстрелов, значит, их не обнаружили. Если не будет накладок, спустя пару минут прогремит взрыв. Однако Шарпа мучили мрачные предчувствия. Он вдруг вспомнил о Терезе и отстранённо прикинул, не разбудит ли взрыв его дочь? Его дочь! Шарп всё ещё не мог привыкнуть к тому, что у него есть дочь.

— Должно быть, порох заложен.

— Да, сэр.

Стрелок пропустил фразу полковника мимо ушей и ответил наобум, но Уиндхэм и не ждал реакции собеседника. Он мыслил вслух. Заложен порох или нет, знали только Раймер и Господь Бог. Шарп представил сапёров, подобно контрабандистам с южного побережья, цепочкой движущихся по тёмной лощине вдоль вод Роильяса.

Уиндхэм снова открыл рот:

— Считайте вспышки, Шарп.

— Да, сэр.

Полковнику не давала покоя надежда на малочисленность гарнизона форта. Далеко слева от Южно-Эссекского ожили осадные орудия. Каждый выстрел подсвечивал дымы, стелющиеся над водой. Французские канониры тоже не смолчали, но в последние дни их огонь ослабел. Неприятель берёг боеприпасы для батарей второй параллели.

— Теперь уже вот-вот. — буркнул под нос полковник и громко окликнул, — Майор Форрест!

— Да, сэр! — Форрест вынырнул из мглы.

Неожиданный треск мушкетов с севера заставил Уиндхэма подскочить, как ужаленного.

— Не наши, сэр.

Стреляли за Гуадианой в занятом Пятой дивизией французском форте. Полковник перевёл дух.

Крик часового донёсся из тьмы. Три офицера замерли, прислушиваясь.

— Qui vive? — снова. И громче, — Gardez-vous!

Грянул выстрел.

— Чёрт! — Уиндхэм буквально выплёвывал брань, — Чёрт! Чёрт! Чёрт!

В форте загомонили, загорелись огни, и пылающие каркасы полетели со стены через ров. Их пламя осветило выстроенные роты Колетта.

— Огонь!

Залп. Бойницы форта обозначились вспышками ответного огня.

— Чёрт! — Уиндхэм скрипнул зубами, — Слишком рано!

Роты Колетта стреляли повзводно. Пули врезались в камни форта. Офицеры орали что есть силы, создавая у врага впечатление, что наступающих больше, чем на самом деле. Залпы звучали один за другим, словно работал какой-то фантастический механизм. Французы в бойницах стреляли слишком часто, чтобы успевать перезаряжать мушкеты, и Шарп предположил, что два или три солдата перезаряжают запасные ружья для каждого стрелка.

— По моим наблюдениям, сэр, в форте достаточно защитников.

— Чёрт! — полковник злился.

Гулкий голос колокола городского собора был едва различим за шумом перестрелки. Французы добавили осветительных снарядов, и Колетт приказал своим людям отойти в тень.

Уиндхэм, волнуясь, мерил ногами бруствер, повторяя, словно заклинание:

— Где же Лёгкая рота? Где же Лёгкая рота?

Артиллеристы на городской стене развернули орудия, прицелились и Шарп услышал свист картечи.