— Подождите, пожалуйста! — попросил Кисал. — Я хочу кое-что взять. — Он опрометью кинулся по дорожке и исчез за домом.

Мистер Дамсон вежливо улыбнулся мистеру Пателу поверх ограды, а Тот встала на колени в тачке, чтобы посмотреть на палисадник Кисала. Мистер Пател отстригал крошечные кусочки со своей стороны живой изгороди. Тот оглядела его ногу. Мистер Дамсон кашлянул, а потом начал тихо насвистывать.

— Мистер Пател, — сказала Тот.

Индус поднял голову. Ножницы щелкнули в воздухе.

— Это акула? — спросила она.

Он нахмурился.

— Или тигр? Я слышала, тигры бывают особенно опасны, когда вырубают их джунгли. — Тот перегнулась через изгородь. — Она у вас деревянная или пластмассовая?

Мистер Пател изумленно воззрился на Тот, которая стояла на коленях в листьях и ждала ответа. Он положил листья на траву и вышел из-за изгороди на тротуар.

— Здравствуйте, мистер Дамсон, — сказал он. Говорил отец Кисала медленно и почти без акцента. Потом он задрал брючину до колена и показал сверкающую искусственную голень цвета жевательной резинки. Цвета жевательной резинки «хубба-бубба». — Хочешь потрогать, девочка? — Он зашагал к тележке; нога поскрипывала на тротуарной плитке.

Тот испугалась, увидев розовую пластмассу, и спряталась в тележке. Мистер Дамсон и мистер Пател расхохотались; они смеялись чуточку смущенно, но все же дружелюбно.

Из-за дома вылетел Кисал и прыгнул в тележку рядом с Тот. Мистер Дамсон, ворча, снова взялся за ручку, попрощался с мистером Пателом и покатил тачку по дороге, мимо домов, к грунтовой тропинке, ведущей к рощице.

Тот чувствовала, как Кисал прижимается к ней плечом. В спину ей врезался ржавый край тачки; нос забивал резкий запах свежесрезанной бирючины.

Впереди показались дубы; туда, на опушку, все отцы семейств свозили срезанные листья и ветки. Вдоль обочины лежали кучки листьев и травы; от них пахло летом. Каждая кучка пахла резко и сильно. Мистер Дамсон остановился.

— Эй, вы, готовы? — спросил он.

Оба кивнули, и он перевернул тачку, вывалив на обочину кучу листьев и двоих хохочущих детей. Он повернулся и зашагал назад, к тупику Стэнли.

Кисал сел и порылся в кармане брюк. Он вытащил оттуда что-то розово-зеленое и положил на ладошку Тот.

— Это тебе, — сказал он. — Только никому не говори!

Тот разжала пальцы; у нее на ладошке лежал фарфоровый индийский слоник. В его розово-зеленом хоботе были дырки; когда она перевернула слоника, оттуда посыпался перец. Она попробовала его на вкус. Перец оказался жгучим; ей обожгло язык.

Зима 1972

На одном булыжнике у почты есть нарост — ископаемое. Папа объяснил, что оно называется «иглокожее». Он сказал, иглокожие очень-очень давно жили в море.

Так что оно мертвое.

Но его не зарыли в песок, и вокруг не плавают синие и зеленые рыбки, осьминоги и морские коньки. Оно вынуждено сидеть на булыжнике под дождем и снегом. На него наезжают мальчишки на велосипедах; на него писают собаки. Однажды кто-то приклеил к нему большой комок жвачки.

Перед тем как идти в магазины утром в субботу, чтобы получить купон на скидку, я насыплю в чашку соли и налью воды. Я буду поливать водой крошечное ископаемое, пока оно не заблестит.

Я пыталась выкопать его, но булыжник вцементирован намертво. Грустно, когда что-то застряло не в том месте, где надо.

Урок фортепиано

Тот качалась на верхней стойке лестничных перил и подслушивала, как сестра в очередной раз ругается по телефону со своим приятелем. Он больше не приходил к ним домой, но Дороти звонила ему почти каждый вечер. Сперва она долго молчала, а потом что-то говорила — коротко и зло. Дороти повернулась к стене, зажав трубку подбородком. Судя по тому, как дрожали у нее плечи, Тот поняла, что сестра плачет.

Пригнувшись, она спустилась по ступенькам, бочком прошла мимо сестры и зашла в чулан под лестницей. Из ниши между обувным шкафом и вешалкой, из-под пальто и зонтиков она вытащила желто-сине-красную коробку с фейерверками и открыла крышку. Там в картонных гнездах лежали ракеты, «колеса огня», римские свечи и петарды. И бумажный пакетик с бенгальскими огнями. Она понюхала длинный жиронепроницаемый сверток. Запах был сухой. Так пахнет графитовый карандаш. Она достала ракету из гнезда, закрыла крышку и задвинула коробку обратно под вешалку.

Тот взяла с раковины вымытую бутылку из-под молока и засунула в нее ракету. Синяя обертка с трудом прошла в горловину; от влаги она намокла и заблестела. Потом она тихо поставила бутылку на кухонный стол, рядом с местом, где сидела ее мать, перебиравшая груду листовок о детских пособиях и бесплатных школьных обедах.

— Мама!

— Что, Тот? Я занята.

— Мы будем запускать фейерверки?

Мать отложила листовку и потерла глаза.

— Нет, не сегодня. Я слишком устала — столько всего пришлось разбирать.