Шрифт:
— Значит, с этим ничего поделать нельзя?
Стейси провела помадой по губам и завинтила крышечку. Потерла губы друг о друга и промокнула обрывком туалетной бумаги.
— Нет, абсолютно ничего.
— И что ты чувствуешь?
— Когда?
— Когда у тебя месячные.
Подтянувшись на руках, Стейси села на столешницу рядом с умывальниками.
— Как будто тебе втыкают ножи во… влагалище.
— Спереди, что ли?
— Это называется «влагалище». Когда у тебя месячные, «перед» называется «влагалище».
Тот стала играть со шнурками туфелек.
— Как ты думаешь, теперь тебе дадут отдельную квартиру?
— Наверное, нет. Может, через год…
Тот встала и посмотрела на свое отражение в стекле.
— Когда тебе дадут квартиру, Дэвид, можно мне будет жить с тобой?
— Может быть, — ответила Стейси, проверяя, хорошо ли держатся в стриженых волосах ее радужные заколки. — Но знаешь что, Тот…
— Что?
— Больше не зови меня Дэвидом.
Тот явно удивилась:
— Как же мне тебя называть?
Стейси бросила ей помаду и теперь смотрела, как Тот мажет губы «Дикой сливой».
— Наверное, лучше зови меня Стейси.
Мама плачет в саду за сараем. Она говорит, что идет проверить, высохло ли белье, но белье занимает всего минуту. Она прячется за сараем — я вижу ее зеленый джемпер между стеной и соседским забором. Там она ревет, а когда возвращается домой, лицо у нее красное и мятое, как папины длинные кальсоны. Я бы ни за что не стала плакать за сараем. Там слишком много пауков.
Когда мне надо выплакаться, я плачу в ванной, потому что там хорошее зеркало. Мне нравится смотреть, как лицо раздувается и исчезают ресницы. Иногда я стараюсь не закрывать рот, когда плачу. Это трудно.
Когда папа уехал, я стала плакать на лестнице. Дороти запиралась в ванной и долго не выходила.
Я перестала открывать рот, когда плачу. Больше я так не делаю.
Слоник-солонка
Тот выглянула из-за заднего бампера «остина-аллегро» мистера Патела и рассмотрела мальчишек, сидевших на корточках на тротуаре у дома Пателов. Потом вытащила из заднего кармана блокнот шпионского клуба тупика Стэнли и стала записывать: «Девятое октября, среда. Майкл О’Фланнери, Найджел Дипенс и Аллан Принс сидят на тротуаре за живой изгородью Кисала». Она перестала писать и прислушалась.
— Мой отец говорит, всех иммигрантов нужно посадить на сухогруз и отправить обратно, — сказал Майкл. — Он говорит, они все здесь берут наших женщин. — Он принялся развязывать узел на пакете из «Сейнзбериз».
— Каких женщин? — спросил Аллан. — И куда они их берут?
Майкл покачал головой:
— Берут их! Значит, занимаются с ними сексом, болван!
Аллан смутился:
— Но ведь у мистера Патела только одна нога.
— Ну и что?
— Не знаю. Просто мне кажется, что он… ну, не такой. Он ведь одноногий.
Найджел развязал пакет и сморщил нос.
— «Остановите иммиграцию. Начинайте репатриацию». Вот что говорит БНП.[12] «Вышлем из страны всех черномазых ублюдков!»
— Что такое репатриация? — спросил Аллан.
— То, что сказал Майкл. Когда их высылают на сухогрузе с бананами или надувном плоту. Вот, понюхай.
Тот увидела, как Найджел поднес открытый пакет к лицу Аллана. Мальчик оттолкнул пакет и зажал нос пальцами. Найджел рассмеялся.
— Ты, ублюдок! — закричал Аллан.
Тот лизнула кончик карандаша и написала: «Говорят о Кисале и его родителях. У Найджела в пакете что-то вонючее; он заставил Аллана это понюхать. Они говорят о плавании на плоту».
— Что там в пакете? — спросил Майкл.
Аллан попятился назад, подальше от пакета.
— Дерьмо! Как воняет!
— Кошачий помет, — уточнил Найджел.
— Зачем тебе полный пакет кошачьего помета?
— А чья кошка его наделала? — спросил Аллан, отдирая болячку на колене.
— Это подарочек, — сказал Найджел. — Подарочек на новоселье единственным черномазым в тупике Стэнли.
Тот нахмурилась и легла на живот, чтобы видеть их из-под машины. Найджел Дипенс, держа пакет в одной руке, медленно крался вдоль изгороди к калитке, а оттуда — к крыльцу Пателов. Она слышала, как скрипнул почтовый ящик, когда Найджел его открыл. Она видела, как он высыпает кошачий помет из пакета в щель для писем, а потом развернулся, побежал назад по дорожке и бросился через лужайку к общественному центру. Майкл и Аллан вскочили на ноги, делая вид, что им очень весело. На бегу они размахивали руками и ногами. Воздух звенел от высокого, визгливого смеха Аллана.