– Вижу, – цедит Васька, ей очень хочется вломить Виталику по морде, да так, чтобы оказался задействованным его красный мокрый рот и чтобы кровь брызнула из него фонтаном. И залила бы к едрене-фене не только Виталикову физиономию, но и опознанную им букву с двумя точками сверху.

– В английском таких нет, как ты сама понимаешь.

– Понимаю.

– Это точно немецкий… Вот здесь, внизу, одна из станций заканчивается на «-штрассе». А штрассе – это как раз и будет улица по-немецки. Ферштейн?..

Он еще издевается, подонок. Сейчас побежит докладывать пауку, что сестра совсем взбесилась и пристает ко всем со схемой метро.

Подонок и есть.

– Шайзе! – с энтузиазмом произносит Васька. Виталик с не меньшим энтузиазмом вытягивает губы в трубочку и причмокивает им, имитируя поцелуй:

– Пупхен!.. [30]

Ваське ничего не остается, как направиться к Ральфу.

Ральф, еще один обмылок, еще одно человеческое недоразумение. Младший из четырех совладельцев «Ноля за поведение», он до смерти влюблен в паука. И в то, что сооружает паук на своей дьявольской паучьей кухне. Ральф-мямля, Ральф-рохля, Ральф-тюфяк – таким он видится Ваське. И если Виталик представляет собой самодостаточное шайзе, то Ральф становится таковым лишь в контексте ее блаженной дурочки сестры. А сам по себе он вполне безобиден, и даже местами симпатичен, такой себе немчик с типичной баварско-саксонско-вестфальской физией и аккуратными очочками на кончике носа. Ральф – главный вассал паука, он занимается снабжением кухни, (а в свободное от кухонных дел время) сидит в маленьком темном закутке, отделяющем кухню от общего коридора и с вожделением наблюдает за ведьмовскими манипуляциями. Специально для этих целей в закутке установлен барный стул, и все знают, что это – стул Ральфа, и не тревожат его. Ну разве это не сумасшествие, не полный распад личности?..

Возможно, это всего лишь последствия приема наркотиков.

В «Ноле» поговаривают, что Ральф баловался ими еще в Германии и даже отсидел в тамошней тюрьме какой-то микроскопический срок, но теперь вроде бы завязал и переключился на кулинарные изыски шеф-повара их ресторана.

Лучше бы уж продолжал ширяться, курить крэк и жрать экстази – так, во всяком случае, думает Васька.

Ральф относится к ней с большой симпатией, если не сказать – почтением; даже странно, что ведьма не рассказала о сложностях и противоречиях в их семье… семье, ха! —

Они никогда не были семьей.

Иногда (не очень часто) Ральф принимается причитать и жаловаться Ваське на холодность паука, и просить содействия в разрешении этой проблемы. Он рисует радужные картины будущего, которое никогда не наступит. В этом будущем Ральф выкупает «Ноль» у своих подельников (отставного попа и двух педиков) и открывает целую сеть других ресторанов, и даже не в России, а в Германии или на Таити. Бизнес нисколько не мешает личной жизни, и они с liebe Мика становятся счастливыми Jungverheirateten [31] , а потом – счастливыми Ehepartner [32] , а потом – счастливыми Eltern [33]  троих здоровеньких, толстощеких и толстоногих киндеров.

А лучше – четверых.

В этом месте Ральфова бреда Васька всегда мысленно показывает ему «фак».

Мы не оставим и вас,liebeВаска (Ральф так и произносит – «Васка», вот умора!). Вы непременно будете жить с нами, и мы конечно же постараемся устроить вашу жизнь ко всеобщей радости и благополучию.

В этом месте Ральфова бреда Васька всегда мысленно показывает ему пять «факов».

В самое последнее время она стала замечать, что распад личности Ральфа Норбе вышел за пределы чистой психологии и перенесся на внешний облик. Уже несколько раз она становилась свидетельницей тому, что у сидящего в своем темном закутке Ральфа меняется лицо.

Вернее – черты лица.

Вернее – отдельные его детали.

Куски отбивных вместо щек, креветки вместо глаз, куриное крылышко вместо носа; на губах можно заметить устриц (устрицы пищат); изменения нестойки и мимолетны, появившись на мгновение они тут же исчезают – но они есть.

Это все ведьма, ее проделки.

Пора бы Ральфу перестать так сильно увлекаться кухней «Ноля». Васька все время хочет сказать ему об этом, и о креветочных глазах, и о пищащих устрицах, но как-то не подворачивалось случая. Да и разве Ральф ей поверит?

Люди никогда не видят себя со стороны.

Она находит медитирующего Ральфа там, где он и должен быть: на барном стуле. С лицом Ральфа, слава богу, все в порядке.

– Здравствуйте, Ральф.

– Здравствуйте, Васка… – Ральф даже не смотрит в Васькину сторону. – Ваша божественная сестра готовит божественных каплунов, божественный окорок с инжиром и божественный земляничный крем.

– Обалдеть. У меня к вам просьба, Ральф.

– Слушаю.

– Здесь слишком мало света…

– Для чего?

– Для моей просьбы. Давайте выйдем туда, где можно что-то разглядеть.

Васька бесцеремонно тянет Ральфа за рукав – иначе, чем бесцеремонностью, его в такие божественные моменты не проймешь.

– Вот, взгляните, – она протягивает ему календарь, едва оказавшись в светлом нешироком коридоре, отделяющем ресторанный зал от кухни с предбанником.

– Что это?

– Надо полагать, схема метро какого-то немецкого города. И мне бы очень хотелось знать какого.

Некоторое время Ральф рассматривает календарь и даже шевелит губами от усердия.