— Да, конечно, все получится, — сказала Пенелопа и направилась к сундуку.

Стоило ей открыть крышку, как оттуда вылезла пена кружев и муслина, оборок и воланов всех цветов радуги. Щеки молодой женщины тронул красивый — в самом деле прелестный — румянец, и Пенелопа улыбнулась подруге. Она не могла припомнить, чтобы видела ее такой прежде. Надо сказать, что румянец был ей очень к лицу.

— Только один вопрос, если можно… — обронила Пенелопа, зная, что румянец разгорится еще ярче. — Кто этот счастливчик, завладевший твоим вниманием?

Его карманы лишь слегка потяжелели после того, как он продал свою старую, видавшую виды коляску. Гаррис шел по улицам Мейфэра в направлении менее фешенебельной части района, где находилась его холостяцкая квартира. Великолепный подарок Растмура он оставил в конюшнях неподалеку от Растмур-Хауса, поскольку его благодетель уже оплатил там место для стоянки фаэтона и Гаррис не знал, где взять средства, чтобы держать чертову коляску в ветхих конюшнях где-нибудь поближе к его жалкому жилищу. Впрочем, экипаж будет сохраннее там, где он уже его оставил.

Поскольку со старой коляской Гаррис распрощался, ему пришлось спасаться от дождя пешком. Но, видно, талантом в этом Господь его обделил, и он промок до мозга костей.

Навес у ближайшего подъезда сулил временное укрытие, и он не преминул им воспользоваться, кивнув стоявшему там, очевидно, по той же причине другому промокшему пешеходу. При ближайшем рассмотрении Гаррис понял, что знает своего случайного соседа.

— Феррел?

Кузен взглянул на него сквозь свисавшие на лицо мокрые пряди, и его губы тронула полуулыбка.

— О, вижу, и ты попал под дождь.

— Но что ты здесь делаешь? Где твоя лошадь?

— Хм? Ах, моя лошадь. — Но ответить на заданный вопрос Феррел не удосужился, а лишь пожал плечами. — Какая сырость.

— Что для дождя характерно.

— Боюсь, что мой сюртук испорчен.

— Похоже, да.

— Проклятие!

— Маркленд сказал, что ты поехал на какую-то встречу. Что ты здесь делаешь? — осведомился Гаррис, не в состоянии вызвать в себе сочувствия к сюртуку кузена, когда тот мог спокойно избежать непогоды и не мокнуть сейчас на улице.

Родные не отказывались от него, и молодой балбес мог позволить себе жить в фешенебельном районе и не шататься по чертову городу, когда небо обложили тучи.

— Пытаюсь подхватить пневмонию, — заявил Феррел.

— Что ж, в таком случае ты на верном пути. Еще четверть часа на таком холоде, и болезнь тебе обеспечена.

— Вот и хорошо. Если повезет, то я умру.

— Если повезет? Какой мне в этом прок? Если сыграешь в ящик, мне от тебя не достанется ни пенни, Феррел. Так что живи, старина.

Но Феррелу, похоже, было не смеха. Очевидно, он не шутил, говоря, что хочет умереть. Глупый щенок.

— А какой смысл жить? Меня ничто не ждет.

— Ты имеешь пару тысяч дохода в год, и никто не досаждает тебе долгами, — напомнил ему Гаррис. — Это уже кое-что.

— Тебе легко говорить, когда впереди у тебя женитьба на красивой женщине и ее родные поют тебе дифирамбы.

Гаррис не верил своим ушам, но человек, судя по всему, говорил серьезно. Гаррису пришлось как следует постараться, чтобы не расхохотаться кузену в лицо. Если бы тот знал, как обстоят дела на самом деле!

— О да, я счастливый человек, — выдавил он из себя вполне убедительным тоном.

— Это так. Мисс Растмур — привлекательная и добросердечная женщина. Ты будешь с ней очень счастлив.

На этот раз Гаррис не удержался от смеха.

— Не буду, если не смогу придумать способ, как получить приглашение на сегодняшний бал к леди Берлингтон.

— Что? Зачем тебе тащиться на это скучное собрание?

— Я бы не пошел, но мисс Растмур ждет, что я приду и потанцую с ней.

— Она будет там?

— Сказала, что будет.

В тусклых глазах Феррела впервые вспыхнул огонек жизни.

— Я не представлял, что там будет столько молодых людей.

— Насчет этого мне ничего не известно, но она выразила большое желание туда отправиться. Видимо, это означает, что там будут и другие из ее окружения.

— Знаешь, у меня есть приглашение, — сказал Феррел. — Наверняка, ты можешь пойти со мной. Если леди Берлингтон пригласила твоего кузена и твою невесту, то вряд ли станет возражать против тебя самого, как ты думаешь?