В огромном большинстве читательских писем, получаемых мною, я нахожу уже знакомые мне наблюдения и факты или очень близкие их варианты.

Например, с разных концов Советского Союза мне сообщали и сообщают о детях, которые, услышав от взрослых, что человек — потомок обезьяны, сделали из этого вывод, будто той обезьяной, от которой идет человеческий род, был в недавнее время их дедушка.

Точно так же повторяются опять и опять гипотезы трехлетних-четырехлетних детей, будто девочки произведены на свет исключительно мамами, а мальчики — исключительно папами. Подобно тому как разные дети из поколения в поколение всякий раз сызнова изобретают слова всехный, кусарик, мазелин, ктойтина, рогается, пивнул, методы их умственной работы и в других областях совершенно тождественны и приводят к однородным результатам (зачастую к одинаковым ошибкам).

Зато бесконечно разнообразны детские суждения и помыслы, которые отражают в себе общественные условия их жизни.

Индустриализация нашей страны, например, вызвала тысячи детских речений, немыслимых в прежнее время. Вот некоторые из них, разносторонне отражающие то широчайшее внедрение техники в быт, которое в последние годы происходит у нас буквально на каждом шагу.

Четырехлетний Миша Юров выписывается из больницы. Прощаясь с ним, нянечка спрашивает:

— Миша, ты москвич?

— Нет, я — «победа»! — отвечает мальчишка, потому что для него, как и для большинства малышей, «москвич» — это раньше всего марка автомобиля.

И, конечно, не только «москвич».

По радио передавали статью о волгоградском сражении. Статья была озаглавлена: «Победа на Волге».

Услышав это заглавие, Славик взволнованно крикнул:

— Дедушка! Авария! «Победа» налетела на «Волгу»!

Трехлетний мальчик, гуляя по городу, увидел остановившуюся на улице лошадь.

— Верно, току у ней нет! — сказал он и обнаружил одной этой коротенькой фразой, что уже появилось такое поколение детей, для которого электропоезда, троллейбусы, трамваи привычнее (а значит, и понятнее), чем лошадь.

Еще не так давно дети всегда наделяли машину свойствами людей и животных:

— Мама, смотри, какой краснощекий автобус!

Но теперь, как мы видим, их так тесно обступила электромеханика, что они объясняют ею даже поведение уличной клячи.

Двухлетний гражданин, у которого во время беготни оторвался шнурок от туфли, садится на траву и вздыхает:

— Пеебой мотое… — что, несомненно, должно означать: «Перебой в моторе». Даже сказать эти слова не умеет как следует, а уже применяет к своей крохотной обуви технический термин.

Девочка впервые увидела в Зоопарке слона. Глянула на хобот и сказала:

— Это не слон, а противогаз.

Кике ставили клизму. Он командовал:

— Ну, включай!

А потом:

— Выключи, выключи!

— Ах, мамочка, какая ты красивая! Как мотоциклетка!

У меня в сказке «Тараканище» есть такие стихи:

Т. Л. Мотылева сообщает мне, что ее четырехлетний сын Миша читал эту сказку по-своему:

то есть модернизировал сказочный транспорт, созданный древней фантазией патриархальной деревни.

Одновременно с этим драматург И.В.Шток написал мне о такой же поправке, внесенной его дочерью Икой:

— Ты неправильно говоришь. Нужно «на метре», а ты говоришь «на метле». Зайчики в трамвайчике, жаба на метре.

— Правда, мама, троллейбус — это помесь трамвая с автобусом?

— «…Волчишко с годами превратился в матёрого волка…»

Что такое «матёрый», Володя не знал и потому пересказывал эту историю так:

— Волчишко поступил в монтеры…

Привычка малолетних детей к автоматике стала так велика в СССР, что я не очень удивился, когда услыхал, как один мальчик, желая выпить томатного соку, громко сказал в магазине:

— Мама, купи мне автоматного соку!

— Давай посмотрим коров — стадо идет.

— А что в них интересного? Если бы в них мотор был!

Городская девочка впервые в деревне. Увидела теленка:

— А он заводной?

Вася воротился из колхоза.

— Что ты там видел?

— Лошадиный прицеп.

То есть попросту — воз.

Мама:

— У одного мальчика два глаза, у второго тоже два глаза. Сколько у них всего глаз?

Костя (с плачем):

— Я глазов считать не умею.

— А что ты умеешь считать?

— Реактивные самолеты.

Даже окраска предметов ассоциируется у современных детей с механизмами. Мне пишут из Ленинграда о пятилетнем Боре, который, увидя в книге слово «лето», напечатанное три раза — красными голубыми и черными буквами, — сказал: