— Если бы этот подонок уехал! Но он не уехал! Он стал бандитом! Говорят даже, что он мафиози, убийца, откуда мне знать! Я же, Эмануэл, думаю так же, как и ты! Не надо больше ни говорить о нем, ни искать его, — ни за что! Говорят, — а люди не врут, не так ли? — что Май-да-Луа опасный, омерзительный тип, притворяется другом, а на самом деле…

— Не преувеличивай, Марина!

— Вон там, посмотри, Эмануэл, психбольница Парангабы, где находится папа. Он, бедный, настолько поглупел, что никого не узнает! Даже мы, дети, для него чужие. Например, ты говоришь ему: «Папа, это я, Эмануэл Сантарем!» А он смотрит на тебя, смеется и отходит, качая головой, как будто говоря «нет», и при этом потирает руки. Потом он останавливается и берет воображаемую метлу и, как будто находясь на площади, на которой проработал всю жизнь, начинает мести. И все это, не выходя из палаты! Бедняга, он сошел с ума мгновенно, Эмануэл.

— Значит, мы не заедем к нему в больницу?

— Если ты хочешь добавить еще и этого…

— Нет. Лучше не видеть! В другой раз, когда ему станет лучше…

— Эмануэл, а теперь, когда ты уже знаешь обо всем, что с нами произошло, не пора ли рассказать о своих похождениях на Юге? Как ты разбогател и почему решил вернуться?

— Конечно, Марина, но…

— Никаких «но», Эмануэл! Хоть я всего лишь твой друг, но тут согласен с Мариной!

— Хорошо, раз уж вы так хотите услышать мою историю, как-нибудь, когда у меня будет больше времени и сил… я расскажу все — все, ничего не скрою, — подробно, от начала и до конца…

После того как Эмануэл Сантарем закончил свою исповедь, Лауру Боавентура ничего не отважился ему сказать. Оба долго пребывали в молчании.

В конце концов, Эмануэл срывающимся голосом заговорил снова, как будто подыскивая самые точные слова, доказывавшие его не установленную в суде невиновность. Они витали где-то очень далеко.

— В тот день, когда Блондин появился здесь, в Писи, я жутко испугался. Казалось, что все мои мучения вдруг ожили и я должен был подвергнуться им с самого начала. Но какое-то любопытство толкало меня к нему, несмотря на то, что одновременно я испытывал желание от него отделаться. Противоположные чувства буквально раздирали меня на части. Мы немного поговорили, и вскоре он предложил выйти. Поскольку мне не хотелось, чтобы моя сестра Марина, придя с работы, увидела этого странного человека, я сразу же согласился. Мы пошли к старому заброшенному дому, принадлежавшему Жулиу Боавентуре…

— Жулиу Боавентура! — повторил фрей Лауру. — Мой дед.

Эмануэл Сантарем пристально посмотрел на монаха и несколько раз произнес, обращаясь к самому себе:

— Лауру! Лауру Боавентура! Мой дорогой Лауру! Да, только теперь я тебя узнаю…

Они обнялись. Ни малейшего звука не нарушало тишины, заполнившей камеру. Два человека оставались неподвижными, крепко и сердечно обнимая друг друга, пока к действительности их не вернули шаги приближавшегося охранника:

— Ваше преподобие, по-видимому, вы не слышали, как прозвенел звонок? — учтиво спросил охранник.

— Извините меня! Да, я действительно не слышал, сеньор!

— Время свидания закончилось. Пожалуйста, выходите. Я должен запереть помещение.

Двое мужчин на прощание пожали друг другу руки. Слов больше не было. Что им открылось после признаний, сделанных Эмануэлом Сантаремом? Никто из них ничего не мог сказать с уверенностью. Однако одно их объединяло: слезы, навертывавшиеся на глаза и стекавшие по щекам.

Монах решительно покинул камеру.

Снаружи сгущались сумерки. Рядом с муниципальной тюрьмой было безлюдно. Лауру остановился и повернулся лицом к главным воротам. Внутри остался не просто лучший друг его детства и юности. Случай с Эмануэлом Сантаремом ставил под сомнение эффективность критериев и методов правосудия, хорошо известных монаху-доминиканцу.

Все еще находясь под воздействием услышанного, в сильнейшем смятении, фрей Лауру вынул из кармана копию акта судебно-медицинской экспертизы, врученную ему Сайкалой, и начал читать. Бумага дрожала в руках, и слова прыгали перед его глазами, никак не складываясь в законченные фразы. А значит, в них не было никакого смысла. Он подумал было разорвать этот документ и выбросить, но нараставшее любопытство заставило продолжить чтение…

Имя покойного: Алешандри Белу ди Морайс, прозвище — Блондин.

Двадцать пятого числа августа месяца тысяча девятьсот шестидесятого года от Рождества Господа нашего Иисуса Христа и… т. д.

Речь идет о мужчине, приблизительно 25 лет; ростом 1,78 м; белом; весом 60 килограмм; с морфоконституционными типологическими характеристиками, свидетельствующими о шизоидном характере; нормального телосложения; со светлыми, гладкими, густыми волосами; голубыми глазами; крупным орлиным носом; теменная кость без аномалий, однако кожа волосистой части головы с характерными признаками нарушения функции сальных желез, вызванного себореей.

Труп обнаружен на полу старого заброшенного дома в квартале Писи города Форталезы штата Сеара, в положении лежа на животе, с согнутыми верхними и нижними конечностями, прислоненным к стене. Следует отметить в качестве обстоятельства, свидетельствующего об особой жестокости совершенного преступления, что у жертвы был отсечен пенис и засунут преступником-извращенцем в рот жертвы, что запачкало кровью губы, шею и туловище.

Труп одет в белую рубашку с длинными рукавами, застегнутую только на две нижние пуговицы, а также на пуговицу левого рукава. Правый рукав засучен до высоты начала бицепса. На воротничке отмечаются следы сильных пальцевых нажатий, в результате которых ткань разорвалась по шву рубашки в области спины. Синие брюки фабричного производства, с полностью расстегнутой ширинкой, были спущены приблизительно до уровня колен, правая штанина более изношена по сравнению с левой, о чем прежде всего свидетельствуют пятна, расположенные выше колен на ткани брюк. Четкие следы пыли, въевшейся в ткань, позволяют предположить, что жертва ползла, пытаясь защищаться или атаковать. В любом случае, жертва оказывала сопротивление нападавшему. Поскольку пыль, въевшаяся в рукава рубашки в местах опоры локтей, идентична той, что собрана с пола, можно заключить, что преступление действительно совершено по упомянутому выше адресу. Кроме того, следует добавить, что пятна крови на рубашке жертвы и, в меньшем количестве, на брюках, по нашему мнению, появились в процессе введения отсеченного пениса в рот жертвы.